Никола посмотрел на него с любопытством.
— Он хочет быть первым, кто использует поэтов.
— Главное, чего он хочет, это держать нас в узде.
— Король так же ревнив, как сокровенный Бог [66] Янсенистское учение о непознаваемом, неощутимом сокровенном Боге основано на толковании библейского стиха (Ис 45, 15): «Истинно Ты Бог сокровенный, Бог Израилев, Спаситель».
, которого он ненавидит.
— Он хочет, чтобы его языком заговорил весь мир.
— Он сам внутри поэт!
— Настанет день, когда мы попадем в опалу.
Всю ночь Жан с Никола гадали, что бы могло заставить короля взять их в придворные историографы на жаловании. И приводили доводы наперебой: логичные, циничные, развязные. Иногда увлекались так, что не слышали друг друга. И то и дело заливались смехом, их опьянял восторг, тщеславие торжествовало, тешась мечтами о суетной славе.
— Вы будете ответственным за нас обоих?
— Это мой долг, ведь я старший.
— В таком случае мне следует подумать о женитьбе.
Кузен знакомит его с девушкой двадцати пяти лет, имеющей солидное приданое и хорошо воспитанной. Она не видела и не читала его трагедий, если и слышала о них, то вчуже, но это то, чего он и хотел: чтобы жених с невестой ничего не знали друг о друге, все начинали с чистого листа. Ни о какой любви никто не помышлял, Жану она пришлась вполне по вкусу, и он женился на другой же день по возвращении короля. Распорядившись накануне снять со стены большой портрет Мари, — хотел было отправить ей, но передумал и поставил в кабинете, прислонив лицом к стене.
Брачный контракт с Катрин [67] Катрин де Романе (1652–1732) вышла замуж за Расина 1 июня 1677 года.
скрепили подписью первые люди королевства. Жан радуется: вот возможность прожить еще одну, совсем другую жизнь, хотя и понимает, что резкие повороты нередко ведут назад.
По заказу короля «Федру и Ипполита» сыграли в Пале-Рояле. Уже на следующий день Жан получил хвалебное послание и приказ сочинить образец панегирика, необходимый для рассмотрения их кандидатур. За ними заедет карета. Они должны успеть представить плод своих трудов за время пути в Фонтенбло.
Несколько дней они не ели и не спали. Читали по очереди: сначала Никола, потом Жан, и так далее. Уверенными голосами. В конце концов настолько натренировались, что сменяли друг друга без малейшей запинки. Карету наполняет свежий лесной воздух, который действует на них бодряще. Король сидит и слушает с непроницаемым видом. Когда они закончили, он хлопнул в ладоши три раза — только три и не больше. Друзья переглянулись без улыбки.
Выйдя из кареты, они тихо идут по дорожке. Ноги утопают в подстилке из густого мха, но в то же время кажется, будто шагаешь высоко над землей. Заговорить они не смеют. Там, позади, в королевской карете, Жан оставил большие куски своей жизни. По сути, он всю ее прожил в разного рода затворах, лишь временами выходя на волю, — так растения в кадках из Оранжереи то выносят, то вносят — по погоде. Всплыло воспоминание о том давнишнем вечере. «То было в самом начале, в прошлой жизни, я был тогда одним из многих сочинителей и лишь надеялся на будущее». Теперь все по-другому, надежды полностью сбылись, и словно мед разливается по жилам. Порой он думает, не сам ли вызывает в памяти эти разноречивые картинки, чтоб насладиться ощущением двойного бытия, когда живешь одновременно там и тут.
Друзья снова встречаются взглядом. Глаза их истекают восторгом. Necpluribus impar [68] Превыше всех; буквально: «Не уступающий и множеству <���солнц>» (лат.) — девиз Людовика XIV.
. «Деяния короля необъятны, — беззвучно говорят они друг другу. — Их не вместить ни фактам, ни словам. Каждый год, каждый месяц и каждый день будет являть нам чудеса — сможем ли мы о них поведать?»
Через несколько дней король дает распоряжение: выдать обоим по шесть тысяч ливров «в счет будущих сочинений, которые они станут писать по его приказу». И вскоре объявляет о намерении навсегда поселиться в Версале. Конец скитаниям и переездам, подумал Жан, его славе, как пьесе, пристало единство.
Жан стоит в грязи и сквозь облако теплого пара из конских ноздрей видит, как хлещет по спинам и лицам ледяной северный дождь. Пусть радуются соперники. Пусть лязгают и бренчат машины во всех парижских театрах, ему все равно. Что такое театр по сравнению с войском, с толпами настоящих, перепачканных людей? Каждое утро, едва проснувшись, он говорит себе, что служит королю, участвует в его походах и сражениях, а остальное не важно.
Читать дальше