Вацлав Михальский - Мир тесен

Отсюда, с высоты птичьего полета, была хорошо видна вся стройка: гигантская чаша безлесой, скалистой долины, выжженная солнцем, окаймлённая темными бесплодными горами, бурыми осыпями, изрезанная белыми лентами дорог, по которым катили десятки автомобилей, тракторов, тягачей. Стены каньона, где поднималась бетонная дуга плотины, были разлинованы направленными взрывами, что гремели здесь много месяцев, откалывая кусок за куском от каменного массива. Над каньоном висели на тросах соты прожекторов для ночной работы, взлетали синие брызги электросварки, темнели глубокие провалы подходных штолен. Петли белых дорог, спичечные коробки экскаваторов, крохотные крапинки людей, работающих в котловане, всполохи электросварки, отсюда, с трехсотметровой высоты, казались нереальными и вместе с тем приобретали геометрическую четкость линий.

— Не верится, что всё это сделали люди! — восхищенно сказал Слава.

— Да. К этому не привыкнешь, — отозвалась Станислава Раймондовна, — устали?

— Да ничего, почти не устал.

— С непривычки можно, конечно, устать. — Станислава Раймондовна улыбнулась. — Вы, как придёте домой, ноги холодной водой помойте и на другой день помойте, все пройдет. Можно и на машине сейчас подъехать, да я всегда пешком добираюсь.

— Ничего, дойдём.

Но ноги не слушались Славу, и через полкилометра пути он присел у дороги на трубу, по которой к месту работ подавался сжатый воздух.

— Станислава Раймондовна, я просматривал подшивку вашей, вернее нашей многотиражки и там встретил материал о вас. Там писали о вашем дне рождения, о том, что вы, мол, сами забыли о нем, а вам напомнили товарищи по работе. Это правда? Или так, натяжка?

— Правда. Правда, я совсем забыла. В тот день, помню, мне так же надо было идти на левый берег, я собралась уже выходить из дому, вдруг приходит старший инженер-геолог, Петр Сергеевич, и говорит: «Немедленно в контору, начальство из Ленинграда приехало, производственное совещание». Пришли. Все наши сидят чинно, приезжих, правда, никого нет. Но только я зашла, начальник экспедиции, Николай Александрович, встал и говорит: «Дорогая Станислава Раймондовна, от имени всех нас, от имени стройки поздравляю вас с шестидесятилетием!» Я, по правде говоря, дальше уже ничего и не слышала от волнения. Вазу хрустальную мне подарили, цветы. За цветами они, оказывается, машину специально в город гоняли. А потом начали поступать поздравления и подарки из разных северных экспедиций, где я работала. И как они запомнили мой день рождения, до сих пор не пойму!

Слава смотрел на её загорелое, морщинистое лицо с яркими зеленоватыми, удивительно молодыми глазами, и ему было очень понятна памятливость ее товарищей по работе. Он подумал, что хорошо бы и ему остаться до старости таким же молодым и сильным человеком, как эта женщина.

Возвратившись в поселок, Слава купил в буфете пирожков с картофелем. Поел в редакции, запивая пирожки водой, и принялся лихорадочно записывать все увиденное и услышанное этим утром. Записывать при Станиславе Раймондовне он стеснялся. А сейчас чувствовал, что многое улетело невосстановимо, ушло, как вода сквозь пальцы, — и невозможно вернуть. «Нет, — решил Слава, — как бы то ни было, надо записывать сразу, тогда остается больше крупиц жизни, ярче живой след событий, разговоров.»

Зазвонил телефон.

— Ты уже на месте? Ну, что, старик, приморила тебя Станислава? Я тоже, помню, с ней однажды пошёл, не рад был. — Голос Смирнова доносился издалека, как будто из под земли, был резким, сухим. — Что-нибудь интересное нашёл.

— Не знаю. Может быть. Посмотрим.

— Пока ты смотришь, бетонщики мировой рекорд поставили. Записывай. «Бригада бетонщиков Семена Лысцова, работающего на бетонировании строительного тоннеля, уложила за смену девяносто восемь кубов бетона — целый блок. Лысцов, Магомедов, Святкин, Кузнецов, Кузькин — вот имена наших героев. Все они, кроме Магомедова, опытные бетонщики». Старик, вобщем и так далее, я там минуту был, на одной ноге, торопился на совещание. Я из хаты звоню, у меня гости неожиданные. Ты эту заметулю распиши по всей форме, чтоб самое меньшее строчек сто было. Я завтра утром в типографию отвезу, из номера что-нибудь сниму, а это поставлю на первую полосу. Сможешь?

— Постараюсь.

— Ну, старик, действуй. Напишешь и положи прямо на мой стол, я завтра в шесть утра в город поеду — надо успеть, пока тираж не отпечатали, а то областная вперед нас может дать. Приходи скорей. Проголодался, наверно, Варя для тебя специально вареники с творогом сделала. А я не в форме. Давай, старик, не подведи, мы — журналисты!