Елена Анопова - Блудная дочь возвращается

Была у нас одна знакомая, Люська Смирнова. Я, кстати, видела её на днях по телевизору в фильме режиссёра Юрия Челюкина, который впоследствии стал её мужем. А в те времена он был Люськиным любовником, а потом развёлся с женой, актрисой, о которой на «Мосфильме» говорили, что она страшная б…, даже поговорку сочинили. Но молва, как правило, обвиняет женщину. Люська была лет на 15 моложе своего любовника. Зная нравы в киномире, думаю, она была у него не единственной. Люська тоже “не клала яйца в одну корзину” - встречалась со своим ровесником Ремом, с которым посещала нашу компанию. Так что Челюкин был лицом каким-то фантомным, но часто упоминаемым. Люська взахлёб рассказывала о его чудесном отношении к ней - примерно так: “Просыпаюсь утром… а он уже ушёл. Смотрю, на столике завтрак, а под тарелкой обязательно деньги…”, ну и далее в том же духе. А его бывшая жена в каком-то интервью рассказывала, как однажды, без предупреждения вернувшись из экспедиции домой, она застала там девушку в своём собственном махровом халате. На законный вопрос, кто вы и что вы тут делаете, жена получила ошеломляющий ответ: “Юрина жена”. Э. собрала вещи и покинула свой дом. Надо признать, Люська была девушкой с “ изюминкой”, блондинка с точёной фигуркой и тонким вкусом. Мы ещё называли её Кровавой Мэри - губы она красила-ярко алой помадой.

Так вот, эта самая Люська была медсестрой и предложила мне сделать специальные уколы, вызывающие выкидыш. Я даже помню название препарата - пертусин. Она сама мне их и делала. Но серия инъекций тоже не помогла, а время поджимало. Пришлось мне всё-таки пойти на приём в поликлинику. Выслушала от гинеколога нелицеприятную лекцию, главное в которой было “не замужем”, получила направление на анализы, длительный сбор которых должен был предшествовать получению направления уже в больницу.

Срок у меня был большой, я очень нервничала, так как говорили, что если обнаружат беременность свыше 18 недель, меня “выгонят с операционного стола”. И вдруг, когда я пришла на работу, у меня открылось кровотечение. Я страшно испугалась. Мне уже стало всё равно, узнают ли об этом и что скажут. Хорошо, что прямо на территории Трёхгорки имелась санчасть: туда я сразу и кинулась. Гинеколог, не выпуская из кабинета, вызвала «скорую», и меня увезли прямо на операционный стол. Не знаю, делали ли они анестезию вообще, но боль была адская. Правда, хирург это объяснил тем, что “плод прирос” к стенкам матки вследствие моих дурацких экспериментов. В общем, в полузабытьи от боли и ужаса я дала себе слово, что больше не буду “никогда и ничего”.

Но к середине дня я оклемалась настолько, что доползла до телефона-автомата и позвонила домой. Мама, конечно, тут же примчалась. Обливая друг друга слезами, мы решили, что скроем все от отца. Тем более, что вся эта история была закономерным продолжением предыдущей, тоже со мной связанной, в результате которой он получил микроинфаркт.

Я так и вижу, как отец лежит в постели: широченная кровать почему-то в середине гостиной. Это, конечно, аберрация памяти - кровать на самом деле была в спальне, но в моём воображении - она в центре внимания. Он страдальчески вздыхает и держится за грудь: опять неблагодарная дочь “ранила отца в самое сердце”.

А дело было так: я отправилась с Максимом в Тарасовку на дачу, принадлежавшую жене его отца. Родителей же предупредила, что еду к Таньке Лебедевой, своей бывшей однокласснице, с которой периодически поддерживала дружеские отношения, и останусь там ночевать. Кто так не поступал в своё время? Кто, заранее предупредив подругу, не сматывался по своим делам? И кого эта подруга хоть раз в жизни не подводила? Это как рок, управляющий событиями и людьми. Часов в 10 утра она заявилась ко мне на проспект Вернадского: А где Лена?”

У родителей, естественно, истерикаю. “Она же у тебя!”

Никогда такого не было, чтобы Танька, вдруг, утром, собрав компанию, заехала за мной. И что могло ей стукнуть в голову?!

В общем, возвращаюсь днём домой, а там просто кошмар. Отец сосёт валидол, мать роняет посуду, а бабка раскачивается (нервничает) на стуле.

“Признавайся, где была!” Ну я и призналась, что была у Максима.

“Вызывай его сюда!” Не помню как (телефона у него не было), но я его вызвала.

“Женитесь! И немедленно!” - требуют родители. Максим говорит, я, мол, хоть сейчас и с великим удовольствием. А я уперлась, как баран: “Не выйду за него замуж, и всё!”

Ни теперь, ни тогда я не могу вразумительно ответить на вопрос, почему я отказалась выйти за него замуж, тем более, что это происходило как раз в период моей отчаянной борьбы с беременностью. Скорее всего, на моё упорство повлияло именно давление со стороны родителей. Наверное, если бы они, наоборот, сопротивлялись нашему браку, я бы приложила все силы, чтобы он состоялся.