Елена Анопова - Блудная дочь возвращается

“Тогда мы запрещаем вам встречаться!” - это была реакция родителей на моё упрямство. Нет ничего глупее и бесполезнее, чем что-либо запрещать. Мы встречались ещё более года…

У отца обнаружился микроинфаркт, и ему прописали постельный режим. Я злилась на отца, считая, что его болезнь - чистая демонстрация, инструмент управления мной.

Пройдёт какое-то время, и я ему заявлю: “Я 25 лет слышу о твоём больном сердце, но ты всё ещё жив. Всё это спекуляции на моём отношении к тебе!” Больше я не слышала от него напоминаний о сердечном недуге. Да и сама со временем поняла, что мой страх вокруг здоровья родителей (“вдруг я буду виновата в их болезни или, не дай бог, смерти!”) сродни эгоизму, причём моему собственному. Ведь на самом деле я опасалась не того, что по моей вине с ними что-то может случиться, а того, что если это всё же случится, я буду всю оставшуюся жизнь мучиться укорами совести и плохо будет именно мне! Я представила себе, как такой же эгоизм слышится в рыданиях по усопшим: “На кого ты меня покинул. Как же я без тебя?…” Жалко-то себя, любимого!

Но тогда, в семнадцать лет, я ещё не погружалась в философские и психологические рассуждения и этого не понимала. Меня просто бесило, что по милости отца приходится испытывать угрызения совести и вечно лгать и изворачиваться.

Когда у меня появилась собственная дочь, я обещала себе, что сделаю всё, чтобы ей не пришлось врать и лицемерить.

- Ты куда так накрасилась?! (Это к Ланке.) Нет, ты только посмотри (это уже ко мне), на кого она (Ланка) похожа! (Да на меня и тебя! На кого же ещё?) Намазалась, как не знаю кто… (знаешь!).

Ланка, моя младшая дочь, которой четырнадцать лет, собирается на вечерний променад. Может быть, на дискотеку. Саша, мой муж, не может примириться с акселерацией и веяниями времени. Да и согласиться с тем, что дочь уже подросла и стала личностью.

- Нет, я понимаю, что она всё равно накрасится в подъезде, даже если я запрещаю! Но я же тоже не могу смотреть на это равнодушно. Сегодня красится, как взрослая, а завтра в подоле принесёт… - Саша продолжает свою тираду.

- Ну что ты орёшь? - (Это уже я.) Ты всё равно ей свою голову не присадишь. Вспомни себя! Или ты другой был, родителей слушался?

Мой муж взволнованно убегает в свой кабинет, и я слышу, как сидя за мольбертом, он что-то сердито бурчит себе под нос. А я вспоминаю свою историю…

А история эта - история моего грехопадения. Так это называется, что совершенно не согласуется с моими взглядами и мироощущением.

Ага, вот и соответствующие фотографии. Смешная светлоглазая веснушчатая девочка. Причёска модная, вся голова в каких-то “сардельках”. А этот парнишка с улыбкой идиота - Максим, мой первый мужчина.

С Максимом Виноградовым я познакомилась на школьном вечере, когда училась в 10-м классе. Правда, я и раньше, по его словам, сталкивалась с ним на переменах, но не замечала его многозначительных взоров. Макс утверждал, что давно стал поглядывать в мою сторону, ещё с тех пор, как я появилась в их школе, то есть за полгода до описываемых событий. И я смутно припоминала длинненькую серенькую тень, маячившую передо мной в коридоре в тот момент, когда, сидя на скамейке у окна, я спешу прочитать невыученный урок.

В школе я была признанная модница, привыкшая к вниманию. Вместо форменного коричневого платья носила оранжевое, под которое надевала нижнюю юбку с бабушкиными кружевами, кокетливо выглядывавшими из-под подола. Передничек был перешит так, чтобы выделялась грудь и подчеркивалась талия (я тогда уже немного шила). Туфли старалась носить на каблуках, и на голове делала подобие “бабетты” - причёска с высоко взбитыми волосами. Глазки тоже слегка подкрашивала - насколько это дозволялось завучем по кличке Жучка, которую она заслужила отвислыми, дряблыми щеками-брылями и лающей недовольной интонацией.

На тот школьный вечер меня уговорила пойти Танька Лебедева. Раньше мы учились в одной школе, но после восьмого класса нас раскидали по всей Москве. Она теперь училась в школе с медицинским уклоном, пошла по стопам отца. А наша школа была со швейным уклоном. Во время практики мы работали на фабрике “Большевичка” - пришивали подкладку к гульфикам (застёжка на брюках), а Танька трудилась санитаркой. Правда, это не имеет прямого отношения к моему рассказу.