У этой супружеской четы не было детей, но, несмотря на свою физическую ограниченность, они по мере возможности присматривали за чужими детьми. Продавец Грез уже бывал в их доме несколько раз, и прием оборванца стал для них предметом гордости. Казалось, что Учитель и господин Луис Лемус уже давно были близкими друзьями.
Как-то раз эта семья пригласила всю группу пообедать у них в доме. Поскольку их дом был маленьким, без дворика, без пристройки, без сада перед ним и боковых проходов, с маленькой гостиной — восемь-девять квадратных метров, толпа, которая нас сопровождала, не принимала участия во встрече, только близкая группа учеников.
Мы сели в метро и после того, как дважды перешли с одной линии на другую и проехали несколько станций, прибыли в квартал Коружас, где проживала эта пара инвалидов. Мы вышли из метро и пошли пешком. До их дома идти было довольно далеко. Мы поднялись по невероятно большому склону, повернули несколько раз и через двадцать минут дошли до этого жилища. У всех нас пересохло в горле.
— Какой дорогой обед! высказался усталый Мэр.
Его грузное тело не допускало больших усилий. Он любил добывать пищу более простым способом.
В отличие от товарища Краснобай находился в хорошем расположении духа и, увидев жалкое состояние здания, в котором жили Лемусы, заметил:
— Какие бедные люди есть в этом мире! Я предпочитаю проживать в квартале Кеннеди. — Разумеется, он имел в виду виадук, под которым мы частенько спали.
Сеньор Луис Лемус был миллионером по сравнению с нашим социальным положением. Мы были крайне бедными, у нас не было ни зала, ни обоев, ни комнаты и тем более гардероба. Учитель, позволив следовать за ним, выдвинул несколько требований. Помимо того чтобы научиться признавать нашу глупость и бессвязность, мы должны были иметь такое количество денег, которых бы хватило, чтобы удовлетворить свои потребности в течение дня. Некоторые небезосновательно считали нас неудачниками, бездомными, лишенными надежды и без Бога в душе. Когда мы спали на площадях, нашей крышей было небесное одеяло, испещренное звездами. К счастью, некоторые врачи иногда оставляли покрывала в багажниках машин и холодными ночами выходили в поисках несчастных, чтобы подарить их.
Ученики с достатком оставались дома. Утром они пытались разыскать нас по нашим меняющимся адресам. Но, поскольку Учитель был непредсказуем, они не всегда нас находили. Моника и профессор Журема относились к той части учеников, которые жили нормально, но они были самыми прилежными среди ненормальных. В тот день они были с нами.
Дом приглашающей стороны был Лишен всякого блеска: облупившиеся стены, покрытые трещинами, окна с отвалившейся краской и ржавчиной по бокам, обитая деревом крыша с прогнившими решетками и с вывалившимися кусками черепицы. В комнате был один стол с четырьмя стульями. Чета едва помещалась в этом пространстве.
Дверь передней комнаты выходила прямо на тротуар. Когда мы приближались к дому Луиса Лемуса, мы заметили, что он с нетерпением ждет нас в своем инвалидном кресле. Нам еще оставалось идти метров десять, а Учитель уже стал выкрикивать приветствия — Дорогой друг Луис Лемус! Как поживает человек, который свободно ходит там, где другие не бывают? — Он обнял и поцеловал его в щеку.
Демонстрируя необычную почтительность, хозяин ответил:
— Я не достоин того, чтобы вы вошли ко мне в дом. Учитель возразил:
— Это я не достоин войти в ваше жилище. — Потом он обнял за плечи донью Мерседес и сказал ей: — Как дела у этой очаровательной женщины? Как приятно вас видеть! — И тоже обнял и поцеловал ее нежно в голову.
Охваченные огромной радостью, как будто бы они принимали короля и его принцев, хозяева восхищенно воскликнули:
— Какая честь принимать вас в нашем скромном доме!
Мы нежно поприветствовали друг друга. Учитель разговаривал с четою хозяев о том, как они жили в последнее время. Несколько минут спустя НСГ (неотвратимый синдром голода) Мэра начал бередить его мозг. Нетерпеливый и изголодавшийся и, что самое худшее, без запасного бутерброда в сумке, он вышел на сцену, привычно воплотившись в обнаглевшего политика.
— Глубокоуважаемые хозяева этого голодного племени! — воскликнул Мэр. — Мы пришли сюда поговорить или поесть?
— Поговорить! — сказали Моника и Журема, стараясь сгладить его бестактность.
— Поесть! — выкрикнули одновременно Краснобай, Димас, Саломау и Эдсон. Я не знал, куда деться от стыда, и, как всегда, лез на стенку. Я был голоден, но мне нравилось скрывать свои инстинкты.
Читать дальше