Августо Кури - Покупатели мечты

— Спасибо, бабушка!

Донья Журема была довольно пожилая, но это слово ей не понравилось. Она заявила:

— Нет, не бабушка, мамаша.

Сказав это, она пробудила у них сыновнюю любовь. Они оба были брошены отцом и матерью. После того как профессор усыновила их на площади на глазах у всех, они схватили ее за руку, прильнули к ее губам и стали целовать. Возможно, думая о ее наследстве, они стали говорить:

— Мамаша, мы вас любим. Вы спасли нас! Вы и прочие!

Старушка безнадежно пыталась отбиться от их поцелуев. И, разочаровывая их, закричала:

— Ладно! Ладно! Я — бабушка.

Но в сумятице Мэр случайно поцеловал ее в губы. Она вырвалась, плюясь в одну сторону, а он в другую. Ситуация получилась настолько смешной и странной, что самоубийца перестал быть главным героем, а стал второстепенным в труппе. В этой толпе он превратился в наблюдателя смятения, вызванного командой продавцов грез.

Как только профессор заявила, что она бабушка Бартоломеу и Барнабе, остальная часть группы присоединилась к празднику. Саломау, Димас, Моника и Эдсон начали целовать и обнимать ее и называть бабулечкой. Я был единственным, кто старался держаться вдали от происходящего.

В этот момент дух политика еще раз спустился на Барнабе. Повернувшись к толпе, он постарался объяснить необъяснимое:

— Дорогая и уважаемая публика! Мы — потомки благородного сословия. Эта цветущая женщина, — он указал на профессора Журему, — отвечает за касту мафиози. Не тревожьтесь. Мы решаем наши семейные вопросы. Этот человек — наш брат.

Я посмотрел на самоубийцу и увидел, что тот, остолбенев от страха, недоверчиво уставился на бродяг. Все это походило на кошмар. Он плевался без остановки, казалось, что ему хотелось изрыгнуть огонь изо рта. Когда его обозвали мудаком и унизили, это еще было терпимо, но быть принятым в семью тронутых казалось немыслимым, поразительным. Он утратил желание умирать, у него было только желание дать выход своему гневу, отвесить оплеухи остановить этот праздник. И он выбрал себе цель. Посмотрев на свою жизнь со стороны, он бросил пристальный взгляд на собравшихся и подумал, что зашел слишком далеко. Но поскольку он не мог остановиться, парень решил подождать дальнейшего развития событий.

Внезапно, дабы обострить происходящее, профессор Журема попросила, чтобы ее подняли на плечи двух непослушных. Те из-за количества выпитого держались на ногах не совсем твердо. Но они присели на корточки и усадили ее на плечи. Журема двигалась то туда, то сюда и несколько раз чуть было не упала, но поскольку она в юности занималась классическим балетом, ей удалось сохранить равновесие. Теперь на сцене было двое воинов. Самоубийца стоял на плечах чугунного всадника, а пожилая профессор Журема была на плечах двоих диких скакунов — Бартоломеу и Барнабе.

Я надеялся, что профессор на этот раз станет деликатно обходиться с юношей, но, к моему удивлению, она вдруг посмотрела на молодого человека и нанесла ему фатальный удар.

— Спускайся оттуда, сеньор беглец! Иди сюда, и бабушка надает тебе по твоей пухленькой заднице.

Что? Профессор Журема, доктор психопедагогики, знаменитая, уважаемая в преподавательской среде писательница имела смелость противостоять самоубийце на уровне Краснобая и Мэра? Я чуть было не упал в обморок, услышав то, что она сказала.

Осознав, что старушка бросает ему вызов, молодой человек почувствовал головокружение, мир стал вращаться вокруг него. Он был настолько ошеломлен, что упал на круп лошади, расставив ноги.

Заметив, как он падал, Саломау поставил диагноз:

— Бедня… ня… га, парень стал стерильным.

Я тоже подумал, что самоубийца раздавил себе придатки. Я догадался, что он хотел погладить свой орган воспроизведения, как игрок в гольф во время большого гейма, но постеснялся делать это перед людьми. Выражение его лица не поддавалось разгадке. Испытывая сильную боль, он посмотрел вниз и издал воинственный крик:

— Аааааайййййй!

— Он скопировал терапию криком, Краснобай, — сказал Мэр.

Самоубийца не знал, что делать: плакать, кричать, рвать на себе волосы или убить себя. Чтобы вновь обострить обстановку, Мэр и Бартоломеу подлили масла в огонь, обратившись к профессору Журеме:

— Шлепни-ка моего брата, бабушка.

Профессор Журема тут же упала им на руки.

Я посмотрел на самоубийцу и заметил, что его мозг, парализованный болью в придатках, вышел из строя. Теперь парень был таким же инертным, как и статуя, на которую он опирался.