Лариса Исарова - Записки старшеклассницы

После звонка он попросил проводить его до учительской, опирался на меня очень тяжело, еле ноги передвигал. А потом нам Икона рассказала, что у него сын недавно утонул, жена лежит с тех пор парализованная.

И вот после уроков я предложила Димке собрать комсомольскую группу, чтобы обсудить паше поведение на уроках черчения. Димка согласился, только решил не звать Икону, она бы не позволила обсуждать учителей даже с благими намерениями. Галка заявила, что его жалеть глупо: старик — беспомощный учитель, мы не получаем прочных знаний, дисциплину не ученики должны устанавливать, а учитель. Я взорвалась и назвала ее слова бесчеловечными, я сказала, что он не виноват, что некоторые из нас не люди, а потребители, что он прав, не спуская халтурщикам.

— Формалист! — крикнул Сенька. Ему чертила все работы Татка.

— Нет, творческая личность! Поэтому и не допускает неуважительного отношения к своему предмету, он наивно думает, что будущие архитекторы должны чертить сами, без помощи пап, мам и нежных девочек…

И тут меня поддержал Димка. Он сказал, что в нашем хамстве виновата и Икона, она всегда подчеркивала, что черчение — второстепенный предмет. А старик — молоток, гнет свою линию и «за так» двойки не исправляет; значит, он волевой человек.

В общем, решили срочно подчистить все «хвосты» по черчению. Я пообещала в последний раз сделать работу за Любу, она плохо видит. Гриша взял на себя «расхристанного» Сидорова, как очень точно его назвал чертежник.

Я долго не замечала какого-то военного без погон, который сел сзади. Димка в конце объявил, что зовут его Геннадий, что он прикреплен к нашей комсомольской организации по собственному желанию. Он бывший летчик-испытатель, попал в аварию, теперь на инвалидности и хочет поработать с молодежью, чтобы решить, сможет ли он стать учителем.

Он худой, сильно хромает. Лицо некрасивое, крупное, из одних углов, а очки как у меньшевиков в кинофильмах. И волосы не лежат, а все время приподнимаются от любого ветерка. Около рта большое родимое пятно, как фасолина. Кажется, ужасно нервный, все время что-то крутит в пальцах, а голос низкий, но не противно бархатистый, как у певцов, а сучковатый, с трещинами.

Перечитала, и стало обидно: сколько слов потратила, и не виден человек. Чехов же ничего почти не описывает, а до дна в любого можно заглянуть… Нет, Мар-Влада права, я — бездарность, только самолюбия много.

Да, так этот Геннадий после всего выступил и спросил:

— Кто из вас организовал в школе самостоятельно хоть одно интересное дело?

Ну, Димка рассказал, как мы хотели в прошлом году создать «Полемическую газету», а Икона не позволила.

— А есть ли люди, которым легко живется от вашей помощи, сочувствия? — продолжал нелепые вопросы этот Геннадий.

Тут все просто переглянулись, пожали плечами.

— Интересует ли вас хоть что-то, кроме собственного благополучия, попадания в институты?

Странно, он точно угадал все, о чем я думала, говорила с Любой.

— Вот я просмотрел ваш план комсомольской работы. Сплошной формализм. И всё по указке старших. Но вам уже шестнадцать лет.

Тут стали злиться даже пассивные ребята, а когда он съязвил, что наши активисты, видно, люди правильные и приятные во всех отношениях, только без малейшей инициативы, плетутся за взрослыми, как бычки на веревочке, все стали высказываться в духе «зачем я живу».

Димка сказал, что для него главное — наука. В ее руках будущее человечества, от нее зависит, чтобы не было войны.

Геннадий засмеялся и обозвал его розовым идеалистом в голубую крапинку, — ученые никогда не оставались вне политики.

Но Димка сморщил нос, заблестел глазами, впал в азарт и сообщил, что Оппенгеймер, к нашему сведению, отец атомной бомбы, потом отказался делать водородную, поняв, что принесла атомная людям. И хотя за это его отстранили от физики и начали гнусный процесс, он не поступился совестью.

Сенька дурашливо утверждал, что сегодня самые полезные обществу люди — спортсмены: на футбол и хоккей собирается больше болельщиков, чем на любой концерт, поэтому он и решил стать мастером самбо. Молол совершенно серьезно. Что он мастер розыгрыша, знали лишь те, кто с ним давно учился. Но Геннадий его легко раскусил и сказал, что с первого взгляда понял: он — человек без умственного потенциала, и потому спорт для него — потолок возможностей. Сенька возмутился до посинения, но обратного хода уже не было.

А под конец слушалось мое «дело». На комитете Галке всыпали за формулировки в мой адрес, и теперь она вежливо сказала на группе, что берет назад слово о моей «идейной вредности», но к порученной работе я отношусь наплевательски. И тут она вдруг вспомнила, как в пятом классе меня назначили вожатой во второй. И все было хорошо, пока я не организовала с малышами «клуб двоечников». Учительница возмутилась, запретила, тогда я бросила работу.