Катрин Лове - Месье и мадам Рива

Единственный плюс заключался в том, что у Жюста Рива открылись глаза, и мир отныне выглядел другим. Подросток, в которого Жюст превратился, продолжал внимать Церкви, но теперь он понимал, что ни священники, ни прихожане, несмотря на свои красивые слова, не осмелятся призвать к порядку местных негодяев. Конечно, негодяи попадались в основном мелкого калибра, но на своем месте они принимали важные решения, извлекали из всего выгоду, следили за тем, чтобы стадо трудилось в поте лица и жило в страхе. Кстати, те, кто был у рычагов власти и дергал народ за ниточки, словно кукол, часто сидели в церкви на первой скамье и тянули свои толстые, как сосиски, пальцы к причастию. А священник спешил услужить. Жюст раз и навсегда зарубил себе на носу, что кюре вечно будет говорить о милосердии Господа, но пальцем не пошевелит ради ближнего, а прихожане вечно будут жаловаться на тяжелую несправедливую жизнь и отыгрываться на слабых. Паства ни за что не сжалится над незаконнорожденным ребенком и будет изводить его, потому что его мать согрешила перед Богом, и теперь она — позор для всех. Паства проклянет сына, который женился на любимой девушке, а не на той, на которой надо, и не пошел по пути отца. Паства охотно пожелает самой страшной расплаты любой женщине, сделавшей шаг в сторону и выразившей мнение, отличное от общего. Паства засмеет пьяницу, клянчащего милостыню, хоть из любопытства и не преминет все разузнать о его горе, и никогда паства не защитит невиновных. Жители деревни презирали того, кто написал неуклюжее стихотворение на Успение Богородицы и прочел его вслух публике. Все сочли подростка тщедушным, совсем не мужественным. Позже начались жестокие оскорбления и драки с подозрительными личностями, считавшими, что нельзя уступать леса, луга и горы тем, кто хочет нажиться на чужой земле. Пришлось объяснять чиновникам, у которых никогда не было мозолей на ладонях, что здесь у людей тяжелая жизнь и им не до развлечений на природе. Сидя в шезлонге, не заработаешь себе на хлеб с маслом! В долине люди веками горбатились, перетаскивали булыжники, обеспечивали свои семьи, и они не хотели упускать шанс немного облегчить жизнь. Дальше были кадастровые изменения, продажи, железобетонные здания, модные нововведения, расширение и увеличение всего на свете, короче говоря, инвестиции. Овощи, все, что выжило, облили тоннами химических удобрений, чтобы помидоры, огурцы и прочее росло большим и сильным, чем больше, чем выше — тем лучше. А ведь так постарались те самые люди, которые сидели в церкви сложа руки и слушали про птиц небесных. «Вы знаете про птиц небесных?»

Жюст задал мне вопрос, присмотрев скамейку на опушке леса. Голыми руками, словно не чувствуя холода, он стряхнул снег, и мы сели. Внизу простиралась деревня или, скорее, маленький городок, где фасадов, отделанных штукатуркой, было значительно больше, чем деревянных.

— Притча о птицах из Евангелия от Матфея. Там речь идет о бесконечных заботах. Забавно, да?

Я призналась господину Рива, что плохо помню материал.

— Такая же притча есть в Евангелии от Луки, где речь идет о воронах, но это неважно. Притча говорит нам о том, что птицы не сеют, не жнут, не собирают в житницы, а Отец наш Небесный кормит их. Вопрос в том, намного ли мы, люди, отличаемся от птиц. В глазах бога, конечно.

Жюст надолго замолчал.

Затем спросил, что я об этом думаю.

Я ответила, что предпочла бы услышать его ответ, поскольку подобные притчи меня смущают, если не сказать — раздражают.

Старик пожелал, чтобы я продолжила свою мысль.

Я вздохнула. Собралась с силами.

— Конечно, не стоит понимать эту притчу буквально. С другой стороны, пещерный человек все-таки выбрался из пещеры и, к счастью, зажил нормальной жизнью. И безо всякой притчи. Что делать с таким суровым принципом? Поощрять беззаботность и учить людей слепому доверию, потому что Бог Отец, заботящийся о птицах, и о человеке заодно позаботится? Как-то это странно. Или идти вперед, созидать, творить, пытаться что-то улучшить, не прыгая выше головы? Где золотая середина между чрезмерным беспокойством о будущем и недостаточным? Где середина между здравым смыслом и жадностью, усовершенствованием и несоразмерностью прогресса? Не из-за таких ли притч, понятых буквально, католиков стали считать лодырями, которыми они, в общем, действительно казались, в сравнении с работящими и предприимчивыми представителями других конфессий, например с протестантами? Католики доверились Отцу Небесному и наплодили в своих захламленных домах такое количество детей, что, несмотря на распространенные детские смерти, народищу в каждой семье было хоть отбавляй. Это при том, что земель становилось все меньше и бедность возрастала со скоростью гепарда, настигающего жертву. Так продолжалось до тех пор, пока церкви, наполненные распятиями, сочувствующими девами и сверкающим золотом, не опустели — по крайней мере, в нашей части планеты. Разве это случайность?