Оливье Ролен - Порт-Судан

История героя становится историей поколения: «рвется нить, связующая воедино две жизни», потому что «порвалась нить истории, что связывала настоящее с античными временами». Повествователь перечисляет события, определившие судьбу Франции, — Коммуну, 1848 год, 1940-й; называет людей, которые не были героями, но не боялись в одиночку отстаивать собственное достоинство, — сторонников Дрейфуса, Ш. Пеги, всех, принадлежащих к поколению «отцов». Юность рассказчика пришлась на время последнего всплеска романтических иллюзий. Он и его друг жили «великими и призрачными надеждами», их влекла «идея изменения мира». «Париж — тот, в котором мы выросли, — был еще близок к Парижу начала века…», сейчас «каждая деталь заменена чем-то новым и поддельным», «вместо величия кассовые аппараты коммерсантов». Наступила «эра вульгарности» — «Я больше не узнавал этой страны».

В этом контексте противопоставления славного прошлого «пошлости буржуазной жизни» образ «исчезнувшей возлюбленной» получает иную интерпретацию. Ее «черно-белое» одеяние еще несет отблеск Парижа «в черно-белых фотографиях», близкого XIX веку, но она уже может оказаться «коварной, ветреной пустышкой». «Сложная» или «буржуазная», ничто промежуточное не берется в расчет — радикализм мышления сохраняет остатки романтического идеализма, несовместимого с меркантильностью наступившего нового времени. Бездетность всех персонажей романа получает объяснение: «Не имея потомства, мы превратились в собственных отцов». Еще одно обоснование находится и для «извращения любви»: герой, принадлежащий Парижу, истории и литературе, привлекает «юную женщину» как «пришелец из другого мира», «трогательный Дон Кихот», утративший «ощущение принадлежности к эпохе».

Литература представлена в романе не только цитатами и именами — Ш. Бодлер, Ф. Петрарка (статуя его возлюбленной Лауры Авиньонской), А. Бретон, Г. Аполлинер, Ш. Пеги, А. Рембо, конрадовский «Лорд Джим», — у всего романа есть литературный прообраз. В романе Дж. Конрада повествователь капитан Марло встречается с разными людьми и пересказывает их суждения о заглавном герое. «Он один из нас» — твердит Марло, а персонаж, Штейн, уточняет: «Он романтик… и это очень хорошо… и очень плохо». «Один из наших, романтический характер» — вторит им рассказчик у Оливье Ролена. Герой Конрада — шкипер, плывущий с Запада на Восток, пространства, противопоставленные как цивилизация и варварство, материальность и духовность. У Ролена мотив порта и кораблей отдан рассказчику. «Именно в Порт-Судане я и узнал о смерти А.» — так начинается роман. Смерть друга вырывает рассказчика из «монотонной повседневности, понуждая «вернуться во Францию», а затем обратно в Африку. Материальное перемещение одноразово и продиктовано вполне практическими намерениями; герой мысленно путешествует в каждой главе, устанавливая связь между Севером и Югом, метрополией и колонией (во французской литературе они противопоставлялись Ги де Мопассаном и А. Камю). Связующим звеном становится и санитарка — француженка арабского происхождения.

Повтор сюжетной ситуации выявляет различие условий существования человека. Роман Конрада назван по имени героя, роман Ролена — по месту пребывания рассказчика. Имена рассказчика и персонажей не известны (за исключением символической «Свободы»), а имя героя сокращено до инициала. Герои Конрада — одиночки, смеющие противостоять, он сравнивает их с Дон Кихотом, негодовавшим на то, что ружья стерли границу между рыцарем и трусом. У Ролена граница проходит через душу героев. Наследники последней вспышки романтического бунтарства 60-х годов погрузились в мир, живущий по закону «клише во всем», «инерция мира» поглотила человека. Личность замещена вещью: ряды белых теннисок, черных ботинок, черных джинсов и курток, белых блузок и футболок представляют «исчезнувшую возлюбленную»; ее уход знаменуется исчезновением вещей, а переживания покинутого А. — грудами окурков, рядами бутылок и несменяемым постельным бельем.

Отношения человека и вещи в литературе XX века — тема особого разговора. Экзистенциализм противопоставил существование человека, способного к выбору собственной судьбы, «несуществованию» пассивной вещи. В «Золотых плодах» Н. Саррот безымянная молва все превращает в вещь. А. Роб-Грийе (он, а до него — Ф. Кафка заменяли имя героя инициалом, символизируя этим утрату личностной значимости) провозгласил новое литературное направление «шозизм», или, как у нас переводят, «вещизм», поскольку вещь не меняется и может служить опорой в непостигаемой действительности. А еще раньше, в романе «Огонь» А. Барбюса, вещь становилась знаком отличия человека, ввергнутого историей в солдатскую массу. Оливье Ролен совмещает все эти функции вещи. Его роман не только рассказывает о ходе истории, но цепью цитат, аллюзий и реминисценций обозначает ее пласты.