Лариса Исарова - Крепостная идиллия. Любовь Антихриста

«Друг мой сердешный Господин контр Адмирал здравствуй во множество лет, доношу до вашей милости, что я приехала сюда по письму вашему. При сем прошу вашей милости, дабы изволил уведомить меня своим писанием о состоянии своего дражайшего здоровья и о счастливом прибытии своем к Ревелю, что дажь Боже. Засим здравие вашей милости предав в Сохранение Боже, остаюсь жена твоя Екатерина. Из Сантпетербурга мая 23 1714 г.

P.S. Вчерашнего дня я была в Питер Гофе, где обедали со мной 4 кавалера, которые по 29 лет… И для того вашей милости объявляю, чтоб вы не изволили приревновать…»

«Посылаю к вашей милости полпива и свеже-просоленных огурцов: дай Боже вам оное употреблять во здравие…

P.S. Против 27 числа сего месяца довольно слышно здесь было пушечной стрельбы. А где оная была, у вас или где инде, о том мы не известны; прошу с сим посланным куриером Кишкиным уведомить нас о сем, чтоб мы без сомнения были» (30 июля 1714 года).

После победы над шведским флотом она писала Петру: «Я сердечно желаю счастливого вашего прибытия сюда. Но ведаю, что ваша милость дело свое на жену променять не изволите…

P.S. Прошу должный мой поклон передать и поздравить от меня нынешнюю викторию Господина Князь-Баса, тако ж извольте у него спросить ныне найденыши, кака он пожалует, детьми или пасынками? Тако ж прошу вас, батюшка мой, ежели не надеетесь вскоре к нам быть, извольте писать почаще мне, что мне в немалое порадение будет» (1716 год).

«Огород наш раскинулся изрядно и лучше прошлогоднего, дорога, что от палат, кленом и дубом едва не вся закрылась и, когда не выйду, часто сожалею, друг мой сердешненький, что не вместе с вами гуляю…»

О детях она пишет мало, только о сыне: «…Оный дорогой наш Шышечка часто своего дрожайшего папа упоминает и, при помощи Божьей… непрестанно веселится муштрованием солдат и пушечной стрельбой» (1717 год).

Петр всегда радовался, получая ее бесхитростные послания, напоминающие веселое щебетание щегла: получила попугаев, канареек, мартышку от него; отправила ему с Татищевым цитроны и померанцы. Он ей, в свою очередь, — голубей и лисицу: «Зело смирна и игрива; а паче всего, что духу от нее нет, как от других бывает».

Она всегда живо интересуется его делами: спрашивает о крепостях, которые он осматривает, даже выполняет его мелкие поручения, наподобие — проследить, чтобы на новом корабле были чистые постели…

Во второй половине их брака чаще писал Петр, обижаясь, что Екатерина не сразу отвечает: «Я уже четвертое письмо пишу к вам, а от вас ни единого не получил» (1719 год).

Семевский считал, что такая небрежность, забывчивость связана с появлением у императрицы молодого любовника — красавчика Виллима Монса, сначала камер-юнкера, потом камергера. Сама же Екатерина жаловалась мужу на нерасторопных курьеров, на неверные сведения о его местопребывании…

После смерти наследника престола Петра Петровича она ощутила непрочность, эфемерность своего существования и, похоже, вслед за мужем ожесточилась душой. Но если Петр, став жестче, раздраженней, гневливей после смерти малолетнего сына, больше потянулся к жене, то она начала отстраняться от мужа. Сначала невольно, почти бездумно…

Спокойно-объективные воспоминания о Екатерине — редкость. В их числе записки голландца Номена из Заандама о приезде Петра Первого в Голландию. Это было второе посещение императором столь любимой им страны; на этот раз он совершил поездку в сопровождении жены.

Екатерина была любимой женой, хозяйкой, матерью и уже пять лет — императрицей. Она пошучивала над боярами, а те терпели. Приказывала знатным дамам, а те подчинялись. Распекала офицеров, а те молчали. Русские послы охотно выполняли ее поручения и просьбы. Никто не смел прекословить. Вначале рабство людских душ ее удивляло. Ей казалось, что там, дома, в Мариенбурге, жили другие люди — достойные, уверенные, независимые. Но потом она вспоминала, что и они низко кланялись знатным особам, наезжавшим на праздники, терпели наглость шведов, пренебрежение иноземных солдат; стычки бывали только среди равных — ремесленников, пахарей, рыбаков… Над всеми властвовало тщеславие, жажда почестей, богатства — для себя, а не ради великих целей, что брезжили Петру в мечтах.

Первые годы она млела, говоря с царем, вслушиваясь, вживаясь в его надежды и мечты. Перед ней он ничего не таил из того огненного, чем полнилась его кипящая нетерпеливая душа. И когда Петр рассказывал ей, какой Парадиз построит на берегах Балтики, какие будут у него дворцы, улицы, каналы, — гордость затопляла ее сердце, счастлива была она, что необходима такому исполину. Ее восхищало, что император не жалел ни сил, ни здоровья, иной раз он казался ей равным Богу…