Известие о гибели царя от рук заговорщиков подкосило Николая Петровича. Он даже от Параши прятался, сидел в своих апартаментах неприбранный, отказываясь от еды и питья. Он как будто заново переживал и смерть матери, и сестры, и отца. Вместе с Павлом уходил огромный пласт его жизни. Казалось, впереди уже не оставалось ничего светлого и радостного.
И снова помогла Параша. Она приходила, садилась поодаль, смотрела милыми, все понимающими глазами и расспрашивала о прошлом.
О злодейском умысле против государя Николай Петрович проведал заранее. Руководитель заговорщиков граф Пален, пользуясь подозрительностью и недоверчивостью монарха, сумел отдалить от трона всех людей, верных императору. Богопротивные злодеи пролезли к сердцу царя, своекорыстно отринули тех, кто был ему искренне предан. Но у графа Шереметева был на тайной службе придворный лакей. Узнав от него о заговоре, граф сделал попытку предупредить государя, но тот не пожелал его выслушать.
Убийство «прусского королька со смешной косицей», как потихоньку называла Таня Шлыкова усопшего монарха, надолго завесило дом тоской. Графу постоянно мерещился император на последнем ужине. Павел Петрович был возбужден, лихорадочно взволнован, никому не давал вставить слово, произнося путаные речи о Гагариной и своем будущем счастье. Граф тогда не знал, что больше не увидит его — маленького, суетливого, нервного, — но какое-то нехорошее предчувствие сжало ему сердце. В вечер убийства государя он покинул Михайловский дворец рано.
Приближалась коронация императора Александра I. По заведенной традиции новоиспеченный государь немеревался посетить Останкино, и там стали готовиться к празднеству. Параша уговорила графа устроить камерный концерт и долго просила разрешить ей выступить, уверяя, что чувствует себя прекрасно и пение для нее не опасно. В конце концов он согласился…
На этом концерте Параша была неузнаваема. Она похудела и как будто стала выше. Она отказалась надеть драгоценности, была в простом белом платье, и сейчас не только граф Шереметев, но и придворные видели, как царственно хороша эта женщина.
Голос ее стал еще чище, еще мягче, теперь в нем звучало что-то неземное, и сердце Николая Петровича глухо билось в тревоге и смятении. Ему казалось, что она бледнеет, тает на сцене, и он с трудом сдерживал себя, чтобы не броситься к ней…
А она пела:
Выйду ль я на реченьку,
Погляжу на быструю —
Унеси мое ты горе,
Быстра реченька с собой…
Сладкий голос завораживал. Государь Александр I многократно промокал глаза платочком и все прямее держал стан, чтобы не показать истинного волнения.
А потом за клавесин сел Дегтярев, и зазвучала музыка Перголезе: Параша запела «Stabat Mater», одну из самых трагичных и волнующих вещей этого композитора, в которой душа точно расстается с телом, с землей, со всеми радостями и грехами и отлетает в голубые небеса, свободная и вольная.
Параша стояла прямо, откинув голову. Ее темные локоны пышной короной окружали белое лицо, как будто вырезанное из слоновой кости. Тончайшие брови сжались в единую трагическую линию, и с каждой нотой она все удалялась от графа Николая, уплывала, и ему казалось, что сердце его вот-вот разорвется.
Это было прощание — и с ним, и с молодостью, и с жизнью.
Он вдруг понял, что она знает правду о своей болезни, смирилась с ней и хочет сделать их будущую разлуку легкой. Она оставляла ему на память замирающие звуки голоса, равного которому он не знал.
Через несколько месяцев на руках Параши умерла Саша Раметова. От чахотки, как и ее мать, Татьяна Беденкова. Умерла спокойно, потому что юность не может поверить в смерть.
Она умирала счастливая: Параша подарила ей первую в ее жизни драгоценность — золотую цепь. Худенькая, прозрачная девочка перебирала пальцами звенья цепочки и шептала, как она наденет цепь осенью, когда они переедут в Петербург, как появится на настоящем балу и всем докажет, что она настоящая барышня, а не крепостная девка…
Параша сидела рядом, поглаживая ее тонкие руки. Несколько раз заходил граф. Нет, он не чувствовал себя виновным. Девочка воспитывалась во дворце, с ней возились, как с барышней, точно она истинная Шереметева, а то, что она числилась крепостной и носила фамилию Раметова, — на то воля Божья. Его сердце было глухо к этому живому существу. Но он вздрогнул, увидев у девочки на шее цепь, свой подарок Параше. Вдруг вспомнил, что никогда ничего не дарил дочери, что она росла, так и не зная истинного тепла, только его Жемчужина, его певчая птица, сумела скрасить жизнь этой девочке, похожей на замерзшего сурка.
Читать дальше