Марианна Гончарова - Чёрная кошка в оранжевых листьях

Боже, какие обнадеживающие факты! Прочла в газете, что россиянке Уле Маргушевой исполнилось 123 года — она не только одна из самых долгоживущих людей на земле, но и самая пожилая роженица. Своего последнего сына старушка родила в 79 лет! Ула Маргушева никогда не считала своих лет и не задумывалась о смерти…

Девочка становится взрослой, когда перестает просить мороженое, перестает ждать, что ее поймут без слов, без намеков.

Отрывок из письма мне в ЖЖ:

«Когда-то мой 12-летний сын на вопрос, кого он ненавидит, написал: «Рейгана, террористов и учительницу литературы». Я, встревоженная его отношениями с учительницей, показала этот ответ его классному руководителю (математику), тот неосмотрительно (в 80-х это происходило) выпалил: «Рейгана-то за что?»

Вчера меня приходили проверять. Целая бригада с лицами дедморозов из витрин. Спрашиваю: «Вы кто? Коллеги?!» А они: «Нет, мы из…» Словом, что-то финансово-карательное…

Сели. А у меня толпа детей. И этим так понравилось, что они не захотели уходить и смеялись, и даже хлопали под музыку. То есть стали вдруг нормальными людьми. Могут, значит, когда хотят.

Уснула совсем ненадолго, но так крепко! Ах! Так сладко спалось эти минут сорок. Линочка принесла кофе и разбудила: Мару-у-у-сенька! Вставай, в школу опоздаешь.

Нет, ну ведь как здорово… Убегала, схватив портфель, и кричала мне, что холодно, чтобы я надевала пуховик и шапку. Нет, кто из нас мать?!

Звонили Карташовы.

Сережа — в своей больнице индикатор упорядоченности. И порядочности. Если вот они, врачи местные, пьют сами, это трактуется как пьянка. Если с Сережей — значит, это уже, ну… не только официально, но и интеллигентно.

Все равно и в первом, и во втором случаях все заканчивается диким разгулом. Но Сергей может и по домам их развезти, если что.

В этот раз, выпив, они совершали заплыв в честь какого-то именинника по Черемошу — это и дикий холод, и течение — словом, нетрудно представить, как они напились.

И ничего, на следующий день пришли на работу веселые, бодрые, как огурцы. А Сережа, который стоял на берегу и грел в машине их барахлишко, заболел.

Поэтому пить НАДО.

Как-то смотрела телеинтервью, где пришибленная девица-журналистка спросила какого-то: «А как вы относитесь к элитарной культуре?»

Этому идиоту бы отшутиться — мол, вот дурочка ты, девочка, кто же такие вопросы задает…

А его понесло, и сполз он сначала на «Океан Эльзы», что само по себе и неплохо, но совсем не ЭК, а потом на Евровидение и на Сердючку…

Тут вот я, Маруся, и поняла, что конец нам всем, живущим и выживающим за счет и благодаря истинным звукам, словам и жестам.

Потому что государство, которое не может содержать своих великих оперных и балетных, своих выдающихся композиторов и музыкантов, когда все они, эти редкие штучные филигранные личности работают на благо культуры Италии, США, Германии и проч. — это признак вымирания.

Мало того, эта нескрываемая провинциальная гордость при каждом упоминании: великая украинская певица… великий украинский пианист… И что? Они все равно великие итальянские, великие американские, великие немецкие… И к Украине имеют отношение только по факту рождения…

Как стыдно…

Как кто-то писал, великое искусство — как красивая хрупкая и нежная женщина, великое искусство нужно СОДЕРЖАТЬ. И не только в материальном смысле, хотя это главное. Иначе оно или уйдет на панель, или уйдет к другому…

Когда в Черновцы приезжал молодой Анатолий Вовк, на концерте было человек сорок… А он — солист Пражской оперы. А в Рождество всегда поет в Италии. Дважды выступал на Венском балу. Совсем молодой тогда был парень. Давал в Черновцах концерт в память об отце, который тоже пел в опере…

Когда уже в новые времена к нам приезжали Крылов и Мормонэ, в зале были пустые места… Это совсем не тот город, когда залы не могли принять желающих послушать Рихтера, Когана, Ойстраха.

Однажды мамины друзья привезли мне ко дню рождения настольную лампу и книгу «Алиса в стране чудес» в заходеровском переводе. Я еле высидела за праздничным ужином. Как только мне разрешили, я сразу побежала к себе. И обожгла руку лампой, такой металлической пипочкой на ее макушке, неосторожно. Но терпела, потому что читала и была очень счастливой. А еще мне однажды подарили собаку по имени Кутя. Он был очень маленький и мохнатый, его мама была цирковой собачкой. Кутю украли, когда я была в лагере. И лагерь мне не понравился… Ужасно все было. До сих пор саднит.