Седжал Бадани - След сломанного крыла

— Вам нравится моя дочка, — произносит она с глубоким убеждением в голосе. — А ей нравитесь вы.

— Нет, — неохотно возражает Дэвид. — Она не хочет иметь со мной ничего общего.

— В ее глазах я вижу совсем другое.

Рани умолкает, ступив на незнакомую ей почву. Она редко обсуждает чувства своих дочерей и с ними самими, и с посторонними. В глубине души она боится услышать их откровения, узнать, как их детство повлияло на их взрослую жизнь.

— Простите, если я лезу не в свое дело, но я знаю, что говорю. Моя дочь влюблена в вас, я уверена в этом. А вы? Вам она очень дорога?

— Да, — тихо отвечает Дэвид. Он смотрит в окно. Пользуясь случаем рассмотреть его в профиль, Рани глядит на того, кого полюбила ее дочь, и видит его силу, его характер — все то, чего не было и не могло быть в Бренте.

— Тогда почему вы не вместе? — смущенно спрашивает она.

— Об этом надо спросить вашу дочь, — Дэвид отворачивается, но в его тоне звучит уважение и к Рани, и к Соне. — Я не могу взять на себя смелость говорить за нее.

— Я понимаю, — Рани умолкает, наблюдая, как ровно вздымается и опускается грудь Брента. — Должно быть, наше голосование вас удивило, — произносит она наконец. — Жена и дочери так быстро решают освободиться от человека, который их воспитывал и обеспечивал. Одним-единственным словом они определяют его судьбу, — привычным жестом она тянется к мангалсутре, которая много лет висела у нее на шее, и снова, лишь коснувшись обнаженной кожи, вспоминает, что сняла ее. — Разве во всех семьях такие вопросы решаются настолько просто?

— Нет, — отвечает Дэвид со всей искренностью. — Но Соня рассказала мне, как он обращался с вами. Как он избивал вас всех. Я представить себе не могу, каково это.

Рани опускает голову, стараясь скрыть свое потрясение. Все они так долго хранили свою тайну, а теперь Соня, зная человека всего несколько месяцев, открыла ему то, от чего хотела убежать всю свою жизнь.

— Это уничтожило ее, — говорит Рани, начиная осознавать: Соня отказывается любить Дэвида, отказывается принять то, что он ей предлагает. Рани признает свою вину, понимает, что натворила. Дочь ведет себя так из-за многолетнего бездействия матери. — Но я тоже виновата, — Рани, как и Соня, доверяется этому человеку. — Я заставила ее поверить, что она была нежеланной, нелюбимой.

— Я не думаю… — начинает Дэвид, но Рани поднимает руку, чтобы прервать его.

— Моя дочь должна узнать правду. Она никогда не освободится от гнета, пока не узнает. До тех пор она никогда не признается в своей любви к вам и никогда не примет вашу любовь.

— Почему же вы не расскажете ей то, что хотите?

— Потому что у меня нет на это права, — отвечает Рани. — Она — единственный мой ребенок, которому я не сумела стать матерью, — она замечает галстук доктора, на котором изображены разные супергерои из мультфильмов. — У вас есть дети, Дэвид?

— Да, у меня есть дочь.

— И вы все сделаете для нее, — убежденно говорит Рани.

— Конечно. Как и любой родитель, — говорит Дэвид.

— Нет, не каждый. Например, не я, — Рани ерзает на стуле, у нее ломит кости. — Соня думала, что она была не нужна мне, что я родила ее против своей воли. Я сказала ей, что хотела сделать аборт. Она была права.

Рани ждет, как Дэвид воспримет ее признание, прежде чем продолжить:

— Но Соня ошибалась насчет причины. Я не хотела рожать ее, потому что не могла защитить. Я знала, что отец будет издеваться над ней, а я не сумею остановить его. Но лишь моя, а не Брента, вина была в том, что я не любила Соню так, как она заслуживала, что она не слышала от меня слов, которых так жаждала, — говорит Рани, глядя на Брента. — И я потеряла ее, потому что не знала, как я ее люблю.

— Тогда почему вы не скажете ей об этом? Почему вы говорите об этом мне?

Рани вспоминает день Сониного окончания университета. Она знала, что Брент никогда не позволит Соне самой решать свою судьбу. Соня должна была получить свободу, поэтому Рани сказала вслух правду, которая заставила ее дочь вырваться на волю.

— Потому что я уже сказала ей правду, — говорит Рани. — И ничему другому она не поверит. Вы бы поверили?

Дэвид смотрит на нее с бесстрастным выражением лица. Потом растерянно качает головой:

— После всего, что я услышал, не знаю, что и сказать.

Рани понимающе кивает.

— Вероятно, нам с дочерью уже поздно выяснять отношения, но для нее не поздно принять вашу любовь, — Рани печально улыбается. — Но мать не может дать жизнь ребенку и не отдать ему какую-то часть себя. Сердцем ли, душой, мать и дитя остаются навеки связаны друг с другом.