Себастьян. Нинья!
Нинья. Я не Нинья! ( Срывает с лица платок. ) Я — Мартинико. Нинья умерла вчера вечером. Ее убили. Она в этом мешке. ( Толкает мешок ногой .) Падре, мои братики остались совсем одни — без матери, без Ниньи. Возьмите их, пока те, другие, не забрали.
Священник. Я возьму их, Нинья, не беспокойся. Но тебе не годится поступать так, как ты поступаешь. Что это за одежда? Что ты собираешься делать? Отвечай!
Нинья. Я — Мартинико. Вчера вечером, когда мы шли за оружием, за нами следили… ( Замолкает, глядя на Фрай Жозе. )
Себастьяни Священник. Говори, говори, не бойся.
Фрай Жозе. Сегодня ночью из порта приехали несколько человек… французов, я хотел сказать… а также испанцев…
Себастьян. Так только говорится: «испанцев»…
Фрай Жозе. И беглых немцев… Они повстречались с вами, когда вы поднимались в горы, спасаясь от преследования. Ведь так, Мартинико?
Нинья. Да, так. То есть, наверно, так. Теперь я понимаю, почему… Но тогда… А где Тристан и командир?
Фрай Жозе. Арестованы, в деревне. Но мы заболтались. Нинья, если хочешь, давай поменяемся одеждой — у меня больше сил, чем у тебя, чтобы быть Мартинико…
Нинья. Сил, но не души! Эта одежда словно приклеена ко мне его кровью, теперь это моя кожа, мое тело. Ее можно отнять у меня только вместе с жизнью!..
Себастьян. Говорить бесполезно! Время уходит. Я знаю Нинью, падре. Она своего мнения не меняет. Скоро совсем рассветет, но нам ли бояться дня? Нинья, пойдем со мной. Отнесем это куда надо. К твоим. А потом помолимся за них. Ты и я. Нинья, мы возьмем эти четки и прочитаем им долгую молитву. Пошли.
Уходят. Конь идет за ними.
Фрай Жозе. Да благословит их господь!
Священник. Да поможет бог всем нам!
Входят Три девушки, они одеты по-деревенски, но так занесены снегом, что кажутся фантастическими существами. Говорят очень быстро, перебивая друг друга.
Три девушки. Падре! Правда, что Нинья умерла?
— Что ее убили?
— Что какой-то партизан тайно привез ее, чтобы похоронить?
— Это правда?
Священник. Это и правда, и неправда.
Девушка. Как это?
Фрай Жозе. Как все в этом мире — ни правда, ни ложь.
Девушка. Пусть будет правда или неправда, но скажите: Нинья жива или нет?
Священник. Наполовину: как ты и как я.
Девушка. Наполовину жива и наполовину мертва? Как дьявол?
Фрай Жозе. Как все.
Священник. Мы все находимся между живыми и мертвыми.
Фрай Жозе. Смотрите: если пойдете вверх вдоль стены, где лежит много снега, то, когда подниметесь наверх, на самый верх, к соснам, увидите перемешанные снег и землю… И свежую могилу… Помолитесь перед ней.
Девушка. А за кого нам молиться? За Нинью?
Священник. За нее… и за нас… За всех.
Священники Фрай Жозеуходят.
Три девушки
( говорят, сменяя друг друга )
— На рассвете, когда
— Разгорится утренняя звезда,
— Я скажу, о чем думают тени.
— Не скажу, что говорит эхо.
— Я скажу, что не знают живые.
— Не скажу, что известно мертвым.
— Я скажу тебе…
— Мы тебе скажем…
— Нет цветов на снегу.
— Только ледяные узоры.
— Когда рассветать начинает
И сильнее мерцает Венера,
Я скажу, чего ждет земля,
Когда носит смерть в своем чреве.
— Не скажу, о чем снег мечтает,
Укутав притихшую землю.
— Я скажу тебе…
— Мы тебе скажем…
— Цветы на снегу бывают
Лишь в нашем воображенье.
— Когда солнце взойдет
И спрянется утренняя звезда,
— Я скажу, о чем думают дети,
Слушая стариков молитвы.
— Не скажу, о чем думает дьявол,
Чувствуя, как рога выпирают.
— Я скажу тебе…
— Мы тебе скажем…
— Под снегом цветок родится,
Что ветер сломать не может.
— Когда солнце в яркий полдень
Все добела раскаляет,
— Я скажу, что слышат глухие,
— Не скажу, что слепые видят.
— Я скажу, что мудрец не выдаст.
— Не скажу, что глупец болтает.
— Я скажу тебе…
— Мы тебе скажем…
— Спит под снеговым покрывалом
Цветок, неподвластный смерти.
Занавес
Конец второй картины
Картина третья
Большой зал, в которых обычно проходят заседания муниципальных органов или суда. Трибунал, состоящий из фалангистови Двух немецких офицеров. Полицейские, гражданские гвардейцыи т. п. Всего шесть или семь человек. Вердинегро, Тристан-макипод стражей, со связанными руками и заметными следами пыток. Какой-то секретарьвсе время печатает на машинке, отрываясь только для того, чтобы принести или отнести бумаги. В глубине сцены — большой балкон, который, видимо, выходит на площадь селения. Две (или больше) боковые двери. Старые стулья и столы. Все это грязное, носит явную печать насильственного разрушения. На стене — большой портрет Франко со скрещенными на груди руками; его видно отовсюду. Полдень. На столе, за которым заседает трибунал, стоят стаканы с вином и кофе с молоком. Клубы табачного дыма. Все тепло одеты, в головных уборах, кроме партизан. Громко разговаривают друг с другом, отчего в зале очень шумно. Наконец, Судьястучит рукой по столу.
Читать дальше