Рафаэль Альберти - Война начиналась в Испании

И в сердце моем оживает все то,
что время умчало, казалось, навек.
Воспоминанье врезается в грудь,
словно тупой и безжалостный нож.

Корни дуба. Кто вытянет их из земли?
Радость первой любви. Как тебя позабыть?
Родина! Память моя и мечта,
чем ты дальше уходишь, тем ближе ты мне.

Над яростью врагов,
средь нечистот войны,
как ветка тонкая,
трепещет голос мой,
и, смерть преодолев,
живучий в гневном сердце,
проросший, как цветок
среди камней замшелых,
он наливается, рождая в муках слово
моих стихов, и это слово ждет
в доверчиво-наивном убежденье,
что вдруг растают призраки войны,
поднимутся раздавленные зданья
и зарастут окопы сорняком.
Цветет миндаль, и на цветы его
летят свистящим роем пчелы смерти
из дул ружейных, как из темных ульев,
и заводь жадно предается ласкам
босой ступни — ведь целый долгий день
хрипит вода под сапогом солдатским.
Долбит породу истово кирка,
и пушки роют черные воронки…
Земля! Не нужно им твоих богатств,
им нужно все вокруг сровнять с землей!
Злодейский замысел — как он смешон,
сколь тщетны безрассудные угрозы!
Кровавой жертвой оплатив свой подвиг,
как пуля, молодость летит вперед.
Война! Мой стих, что так недавно был
еще в плену у чувства и раздумья,
теперь поет лишь ненависть и месть!
Он прославляет яркое безумье,
отважный бред, безудержный порыв
и красный пламень мстительных страстей…
О мой народ! Ты сбрасываешь бремя
своих тупых и злобных палачей
и возрождаешься в священном гневе!

Тень войны и мертвых тени
на развалинах мелькают…
Но земля, в лучах весенних
отогревшись, оживает.

Тем, кто выжил, возрожденье
дарит солнечные блики.
Стынет ветер в изумленье
перед миром разноликим.

А боец глядит на море,
перед будущим в ответе:
то ли радость, то ли горе
принесут надежды сети…

Ты — грядущего стихия,
по твоей прозрачной коже
вдаль бегут пути морские,
на земные непохожи.

Человек, свой путь штурмуя,
оставляет свет мгновенный
раны или поцелуя
на волне гребнисто-пенной.

Смотрит он, как в отдаленье
море спорит с облаками…
Человек — венец творенья,
под полдневными лучами,

то неведеньем, то страстью,
то надеждою гонимый,
он чужой не знает власти,
он — победы сын любимый,

он рожден зарей кровавой,
он рожден зарей свободы, —
в наготе покрыт он славой
покорителя природы.

Дали тихо уплывают,
к небу тянутся вершины,
и холмы, как вздохи, тают
над спокойствием равнины.

Слезы, что лились потоком,
пали на цветы росою.
В склепе черном и глубоком
ночь укрылась под землею.

Ветра шквальные порывы,
словно черные султаны,
веют над лохматой гривой
пенно-белого тумана.

Смерть грозит нам бездной черной,
жизнь зовет нас к ярким звездам,
человек мечтой упорной
рвется ввысь, к орлиным гнездам.

Война, я тебя умоляю о смерти последней,
потому что пора заглянуть в быстротечное время,
а сейчас я смогу там увидеть
свое тело, убитое болью,
как дерево, что убито и сломано грубой силой,
с оборванными плодами и стволом, предназначенным пеплу…

Быть может, пустые глубины мне будут ответом,
а на земле от меня останутся только корни,
и зря беспечные птицы
будут искать свои гнезда
там, где руки клонились ветвями, —
но я знаю, что с тишиной и первым весенним дыханьем
из темноты подземелья
взойдут, внезапны, как слезы, и, как слезы, обильны,
слабые всходы жизни.

Я буду во всех и в каждом из этих юных созданий,
сплетая венок победный для побежденного древа:
многоликая жизнь родится из смерти последней,
над землей разливаясь, как свет восходящего солнца.

Когда оно, то выжженное время,
дыханием войны опалено,
откатится, нас миром увенчав, —
тепло и дождь опять цвести заставят
Истории бесплодные поля.

Как родники, похожие на раны,
прорвав с трудом сырую ткань земли,
вмиг забывают подземелья мрак,
как наслажденья все берут начало
из дальнего и горького ключа,
как гаснет пламя, превращаясь в свет, —
так наша боль преобразится в славу.