Анри Волохонский - Роман-покойничек

— Хлюп! Плюх! Уф!

Баба била по дереву, которое уходило все ниже, углублялось вслед за гробом в неплотную почву холма над ямой.

— Прощай, Роман Владимирович!

На стволе возникли ржавые буквы. Видно, кто-то из парковой молодежи мечтательно вырезал ножичком в коре южно-ханаанскую надпись:

САША + ШУРА = ЛЮБОВЬ

— Хлюп! Уф!

Надпись приближалась к почве могильного холмика, и когда она почти дошла до черты, земля перестала содрогаться. Орел так и не вылетел. Баба застыла.

— Прощай, Роман Владимирович!

Собрание понемногу рассасывалось.

Все, что здесь будет сообщено о так называемой «Тайной области» или Шамбале, рассказал мне в свое время Тит-Местный Переселенец. Не столь важно, — говорил он, — где именно находится в нее дверь, точных указаний нет, а другие — туманны. Впечатление такое, что, даже имея подробно описанный путь или карту, воспользоваться ими нелегко, ходишь как бы по кругу, по дуге, — вот-вот, кажется, твоя цель за следующим камнем, — но нет, лишь открывается новая тропинка, то вверх на скалу, то вдоль — к ущелью, то через бурный ручей, а то и в обход к перевалу. Сам Тит держался во всем, что касалось его собственного посещения Шамбалы, крайне двусмысленно. Строение его речи было такое, будто бы он передавал чьи-то чужие известия, но вдруг проскальзывала подробность настолько живая, почти телесноосязаемая, что невольно приходилось смотреть на него, как на лицо загадочное. А может, это плоть слова влекла его речь за собой и превращала помимо воли в духовое орудие Шамбалы, в которое принимались дуть ее обитатели, в то время, как он сам еще продолжал думать, что болтает, как ему заблагорассудится. Кто его знает. Очень забавно было видеть, как толокся чуть ли не полгода возле этих мест Джавахарлал Неру, искал, усердствовал, не ел долгое время, но — тщетно, не нашел, не пустили, не открылся ему тот поворот — влево за угол, где, говорят, вход в пещеру с хрустальной свисающей призмой из дымчатого кварца, прозрачной и темноватой.

А вот живописец Рерих — тот был удачливее. Он пошел и вернулся, и был в Шамбале, а когда вернулся, держался таинственно, словно внутрь себя завернув карие треугольные глазки. Это засвидетельствовано его спутниками, товарищами по экспедиции. Они шли с юга, из Индии, и поднялись куда-то на Восточный Памир, и вдруг, там Рерих исчезает. Сопоставили с бывшими разговорами о Шамбале и решили ждать. Недели через две — о, радость! — глава экспедиции возвращается цел, невредим и весьма довольный. Был, разумеется, действительно в Шамбале, без особых подробностей, но ясно, что все очень непросто. Через три с половиной десятилетия появилось известие о том, будто ездил тогда Рерих просто в Москву за инструкциями, а никак не в Шамбалу. Что можно на это возразить? Если уж очень углубляться, то ведь и монгольский Сухе-Батор тоже обещал устроить в Монголии Шамбалу и написал «Шамбала» на своих алых знаменах, и протягивал руку в направлении Москвы, когда восклицал: «Северная Шамбала». Так что и в скользком случае с инструкциями наш художник был все-таки в Шамбале, а не где-то в другом месте. А если так, стоило бы подумать о реабилитации Джавахарлала Неру. Не так уж он виноват, просто инструкции завалялись в неизвестном ящике. Но кто в наше время думает о чужих репутациях? Оставим это. Имена других посетителей Тайной Области из моей памяти прочно изгладились, остались одни полуневнятные картины занятий ее необыкновенного населения.

Населяют ее не люди, но духи. Плоти у них нет, однако есть рассудок и некая расплывчатая видимость образа. Они проводят время в исследованиях законов мироздания.

— Вы бы поразились, — передает Тит слова одного из ученых мужей Тайной Области, — как много в наших лабораториях приборов, похожих на ваши.

Это сообщение заставило меня долго размышлять. Что бы оно могло значить? «Похожих на ваши…» Неужели речь идет о трясучих стрелочках и пипетках? Какая тогда им выгода в бесплотно-духовном составе мнимых тел экспериментаторов? Или их приборы похожи на наши лишь образом намерения — то есть, если здешний нелепый синхрофазотрон напряженно меряет, что произойдет, если два пучка резко налетят друг на друга, то в Шамбале ветреный ученый просто задает сам себе этот вопрос, и непосредственно движение его мысли принимает завихренную форму нашего синхрофазотрона и тут же отправляет ответ прямо в его парообразные мозги? Думаю, что, скорее, так. И становится понятным следующее известие из Шамбалы: