Александр Сегень - Тридцать три удовольствия

Слушая, как они наперебой рассказывают мне великолепную историю спасения человека от гибели, я вспомнил одно утро на Волге, когда «Николай Таралинский» шел по Кокшайскому повороту, Игорь стоял на верхней палубе, смотрел на рассвет и сожалел о том, что не умеет молиться Богу. Теперь его тогдашние мечты сбылись — он не только научился молиться Богу, но делал это каждый день.

— Как там Николка? — спросил меня Игорь.

— Неплохо. Собирается снова ехать на раскопки, в Кафу. Может статься, я поеду вместе с ним. Почему бы тебе не позвонить ему?

— Нет, не смогу. Во всяком случае, не сейчас. Может быть, когда-нибудь потом. Сам понимаешь…

— Да, в общем-то правильно. Он до сих пор слышать о тебе не может без содрогания.

Игорь с сожалением сжал губы и покачал головой.

— Кстати, — сообщил я, когда Лена ушла зачем-то на кухню, — Лариса бросила Ардалиона Ивановича во время их пребывания в Германии…

— Не напоминай мне об Ардалионе, прошу тебя! — перебил меня Игорь, и я не успел сообщить ему, кто был следующим, после Ардалиона Ивановича, любовником нашей Птички, а об Игоре я подумал: «Э, брат, да ты еще далековат от восприятия проповеди всепрощения!»

— Хорошо, не буду, скажу лишь, что вернувшись в Москву, он пошел по твоим стопам — пьет, как сценарист Морфоломеев. Помнишь такого?

— Это его дело, — мрачнея, сказал Игорь. — И прошу, прошу тебя, не говори мне ни о чем, что может напоминать. Я даже Волгу возненавидел с тех пор.

— А Каспийское море? Ведь Волга впадает… Все, молчу, молчу!

Меня распирало любопытство — что, если бы Ардалион Иванович, да еще вдвоем с Птичкой, пришел в храм Иоанна Богослова, как бы поступил псаломщик Мухин? Сбежал бы? Смирился бы? Упал бы в обморок? Воззвал бы к Господу, чтобы он покарал грешников? Но я не стал больше мучать бедного псаломщика и перевел разговор на политику — лучшее средство от всех душевных невзгод.

Любопытная цепь взаимоотношений выстраивалась между нами, четырьмя неразлучными еще так недавно друзьями. С одной стороны — Ардалион Иванович, который может общаться только с Николкой, с другой — Игорь, который ладит с одним мною, а у нас с Николкой общение друг с другом и с крайними в цепи, у меня — с Игорем, а у Николки — с Ардалионом. Итак:

Ардалион Иванович ↔ Николка ↔ я ↔ Игорь.

Таким образом, мы никак не могли бы собраться втроем или вчетвером, а лишь вдвоем — либо я с Николкой, либо я с Игорем, либо Николка с Ардалионом Ивановичем, и никак иначе.

В середине июля мы с Николкой отправились на раскопки в Кафу, но по пути туда у моего друга возникла странная идея посетить то место черноморского побережья, где в прошлом году я встретился с Игорем и Ларисой, и мы отправились на три дня в пансионат «Восторг», где всегда можно было снять комнату на очень небольшой срок.

Уголок земли, в котором год назад были счастливы Птичка и Муха, оказался на редкость неприветливым для двух других мужчин, оставленных Ларисой. Началось с того, что в первый же вечер мы с Николкой здорово накачались водкой и шампанским, в час ночи Николка уснул, а меня черт понес идти купаться. Я разделся догола на пляже, где не было ни души, залез в теплую воду и заплыл далеко-далеко, воображая себе, будто где-то неподалеку от меня плывет Птичка и мы стремимся все-таки переплыть через Геллеспонт. Ощущение того, что Птичка и впрямь находилась рядом какое-то время, было столь сильным, что, вылезая на берег, я вперил благодарный взгляд в полное звезд небо, размашисто перекрестился и вымолвил в восторге:

— Слава Тебе, Господи!

После этого я обшарил весь пляж, но нигде не нашел ни малейшего намека на свою одежду. Подлые похитители не оставили мне даже трусов, чтобы я мог добраться до своего жилья. Смело прикрыв руками места не столь отдаленные, я отправился в пансионат, надеясь, что вахтерша поймет меня в моем несчастье. По пути мне встретились бизнесмен с юной подругой, к которым я воззвал:

— Господа! Не Адам ли перед вами в первый день творения? Не герой ли Древней Эллады? Не Ахилл ли?

— Ы? — издал бизнесмен вопросительный звук, по которому можно было определить, что он больше, чем я, принадлежит к общественной формации, для которой свойственно игнорирование одежды.

— Нет, господа! Перед вами не Адам и не Ахилл, а всего лишь обитатель пансионата «Восторг», у которого стащили все одежды, покуда он купался голый в волнах Черного моря.

— Кто? — не понял бизнесопитек.

— Да я же, черт вас побери! — вскипел, наконец, голый Федор Мамонин.