Александр Сегень - Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова

Разоблаченный Ивист Алексеевич после краснел от издевок и говорил:

— Да ладно вам, пустосмехи! Уж и пошутить нельзя. Рассиропились перед этими французскими страшилами!

— А так все же, что за имя у тебя? Что за Ивист?

— Ну, Ивист он Ивист и есть, — вздыхал бедняга. — Ивист ясный сокол. Старинное русское имя.

— То Финист, а не Ивист, ты нам мозги не компостируй.

— И Ивист есть.

— Что-то не встречается нигде Ивистов, кроме тебя. Что же, и в святцах есть такое русское имя?

— А тебе прям давай-подавай святцы! Скажите, какой орижинель! (Даже у разоблаченного Ивиста Алексеевича еще долго то и дело прорывалось «французское» происхождение.)

— А как же без святцев? В них все русские имена состоят на учете.

— Во-первых, далеко не все. А во-вторых, есть в святцах и Ивисты, даже много, — снова врал Жульянов.

И снова его разоблачили, нашли святцы, то есть обычный церковный календарь, он у одного отдыхающего оказался, а в нем — перечень русских православных имен, где никакими Ивистами даже и не пахло. Тогда Василий Христофорович поднял вопрос, а крещеный ли Ивист.

— Крещеный, — отвечал Жульянов.

— Каким же именем?

— Таким, какое и есть, Ивистом.

— Врешь, так не может быть. Никакой поп так не окрестит.

— Попы тоже разные бывают, — вставал на защиту Жульянова Харитонов. — У меня одна дура знакомая ребенка Гамлетом назвала, и ничего, окрестили младенца Гамлетом.

— Хорошо хоть не Мефистофелем!

— Небось, по блату крестили.

— А! Нет, мужики! Наврал я! Наоборот, не стал крестить поп. Та говорит: «Хочу, чтобы был Гамлет!», а поп ни в какую. Так и остался Гамлет некрещеным.

— Вот видите, я не виноват, что попы жулики бывают повсеместно, — хватался за уже утонувшую соломинку Жульянов. — Вон, Рабинзонсон тоже, поди некрещеный, а в бильярд лучше всех играет.

— Ему и не положено крещеным быть.

— И вовсе он не лучше всех!

— И евреи есть крещеные, даже в огромном количестве.

— Вот пусть евреи и крестятся! — внезапно рассвирепел Ивист Алексеевич. — У них и Иисус Христос еврей был. А я зато русским был, есть и остаюсь!

Играл Жульянов не очень хорошо, примерно на уровне Цыганочкина, а разгадал тайну его имени не кто иной, как сам маркёр Кутузов. Однажды он сидел, смотрел, как в вечернем бильярдном зале катают сибирку Харитонов и какой-то его заезжий приятель, и вдруг ни с того, ни с сего его осенило внезапное прозрение. Он даже сам удивился и оттого воскликнул:

— Сталин!

— Что Сталин? — не понял Харитонов.

— Дмитрий Иванович! А ведь Ивист знаете что такое?

— Погоди, счас я вот этого положу… Ах, не пошел! А все ты под руку со своим Ивистом. Так что ты хотел сказать-то?

— Ивист-то ведь!.. Это же — Иосиф Виссарионович Сталин!

— Что за чушь? Какой такой Сталин?

— Сокращенно. Иосиф Виссарионович Сталин. И-Ви-Ст.

— Стоп-стоп! А ведь точно! Смотри-ка! А кто тебе сказал?

— Сам догадался. Вдруг ни с того ни с сего — и догадался. Есть же такие имена. Марлен, например, — Маркс-Ленин. Владлен туда же. Еще эта… как ее?.. Дазмира! Да здравствует мировая революция.

— Ишь ты! А ведь я его кием играю. Семеркой. Смотри, Миш, — обратился Харитонов к приятелю, — вот этим кием играл сам Иосиф Виссарионович.

С тех пор и пошло называть кий под номером семь сталинским. Вот как неожиданно прославил длинную средней тяжелости семерку Ивист Жульянов. Жаль только, что после этого, последнего, разоблачения он почему-то не приезжал больше в «Восторг», а то ведь столько острот заготовили к его приезду завсегдатаи клуба любителей шара и лузы.

— Ивист — ясный сталинский сокол, — придумал Зима.

— Приедет, я ему скажу: «Иосиф Виссарионович, не хотите ли с маршалом Жуковым сыграть партеечку?» — предвкушал Костя Жуков.

Но Жульянов так и не приехал и, возможно даже, так до сих пор и не знает, что означает его редкое, изящное имя. А может, знает, ему ведь родители наверняка поведали сию страшную тайну.

Как уже было сказано, маркёр Кутузов относился к игре на бильярде как к священнодействию и не разрешал играть пьяным. Но куда деваться? Пили отдыхающие много, а уж когда началась государственная борьба с зеленым гадом, стали употреблять напитки в три раза больше. Сказалось это и на Гекторе Ивановиче. Так сказать, не миновала его чаша сия. Но все равно, играл он только втрезвую и пьяных по-прежнему гонял. Однако, случалось, выпив лишнего, он засыпал в своей каморке и тогда кое-кто позволял себе прийти среди ночи и лупить по шарам нетрезво вихляющей рукой.