Гюнтер Грасс - Под местным наркозом

Когда гипс у меня во рту стал затвердевать, он сказал:

— Закомплексованность, которую вы испытываете по отношению к своей коллеге, объяснима: из-за Шлоттау вы ничего не можете.

Я стал разоблачать его по пунктам: он, который самонадеянно утверждает, будто намерен осчастливить мир глобальной профилактикой, он, который видит себя на переднем крае борьбы против кариеса, он, который громогласно проповедует обязательный осмотр зубов в дошкольном возрасте, он — именно он — в часы приема то и дело куда-то исчезает: прячется в уборной. Я показал ему, что он там делает: быстро, жадно, по-детски, по-звериному набрасывается на липкие сладости и поглощает их в огромном количестве. В этой крохотной каморке он, стоя, лакомится, громко и торопливо жуя, тая от блаженства. А иногда, между приемом одного пациента и другого, садится на стульчак, а потом опять жрет сладости.

— Вы, — сказал я, — вы хотите убедить меня в том, что у меня комплексы, что я, вероятно, чуть ли не импотент, а сами сидите в уборной — вот! — в уборной и, причмокивая, сосете сливочную карамель. С влажным блеском в глазах смакуете шоколадное ассорти, брызгая слюной, похотливо грызете глазированные орехи, потом приходите в неистовство из-за того, что кулек пуст, и хватаетесь — вот, вот! — хватаетесь сразу же после ваших оргий за ирригатор «Аква», чтобы пульсирующей струйкой воды смыть следы обжорства, следы свинства… И вы считаете себя врачом?

Зубной врач попытался оправдаться, говоря, будто безобразие в туалете не что иное, как научный эксперимент для опробования ирригатора «Аква», но тут его помощница захихикала. Потом он заговорил о некоторых навязчивых идеях: при длительном процессе лечения они передаются от пациента к врачу.

— Речь идет о психологическом заражении. Вспомните, что вы делали примерно неделю назад, когда отношения между вашим учеником и вами подверглись болезненным испытаниям на разрыв. Как вы переносили боль?

И тут я признался, что, чувствуя себя несчастным, ибо я и впрямь был несчастен и покинут всеми в моем несчастье, впав в глубокое отчаяние, я за какие-нибудь пять минут сжевал две плитки молочного шоколада.

— Вот видите, — сказал он, — ваше несчастье заразительно. — И вместе с помощницей извлек специальный розовый гипс из полости моего рта.

Теперь мы с зубным врачом опять говорим по телефону как ни в чем не бывало.

— Что новенького у Шербаума?

Он деловито сообщил, как долго надо лечить дистальный прикус, если его не захватить вовремя, и похвалил упорство моего ученика.

— Тяжелая пластина на передних зубах с уродливым валиком спереди — весьма обременительное инородное тело, особенно для юноши, которому скоро минет восемнадцать. При длительном ношении она становится также психологической нагрузкой — не каждый может это вынести.

Я рассказал ему о деятельности Шербаума на посту главного редактора.

— После всех компромиссов он сумел записать в свой актив маленький успех. Не кто иной, как он, добился разрешения на устройство школьной курилки. Теперь они могут дымить на законном основании. Даже Ирмгард Зайферт проголосовала «за». И при этом сам Шербаум — некурящий, убежденный противник курения.

Иногда от него приходит письмо с газетными вырезками. Несколько строк подчеркнуты красным карандашом. Два-три телефонных разговора в неделю. Как-то раз мы вместе были на выставке в Ганзейском квартале. Однажды встретились случайно на Курфюрстендамме и выпили по чашке чая в кафе «Бристоль». Дважды он заходил ко мне, чтобы поглядеть кельтские черепки и римские базальтовые обломки. Но ни разу не пригласил меня к себе.

Мы бережно обходимся друг с другом. Политические волнения в городе, уход в отставку правящего бургомистра и тот факт, что полиция превысила власть, комментируем довольно осторожно:

— Этого давно надо было ожидать.

Далее я слышу в его словах легкий намек:

— Определенного рода комплексы можно излечить теперь на улице.

Только с иронией, и не прямо, а косвенно, мы упоминаем о времени моих визитов к нему, когда мы были чересчур откровенны друг с другом и слишком близко сошлись.

— Признаю, доктор, что первая попытка вступить в интимные отношения с Ирмгард Зайферт окончилась ничем, несмотря на двухчасовые усилия. «И все же, — сказала она, когда мы снова закурили, — это не помешает мне любить тебя. Нам обоим надо проявлять терпение». Терпение мы проявляем. Да, проявляем. Но вся беда в том, что уж очень много перебивок. Она постоянно вторгается, да, именно она. Сообщает разные военностратегические сведения, и тогда я принимаюсь читать лекцию о туфовых цементах и о возможности их использования при строительстве подводных сооружений. Даже убогий пейзаж предгорий Эйфеля, при его живописном уродстве прямо созданный для натурных съемок — равнины, изрезанные карьерами, а посредине две дымящиеся трубы заводов Крингса, — даже это мешает нашим отношениям. К тому же с некоторых пор я встречаю в заброшенных базальтовых карьерах не только свою прежнюю невесту, но и свою ученицу Веронику Леванд. Линда и Веро что-то задумали. Наверно, готовят акцию против меня. Вот видите, доктор?