Чарльз Диккенс - Крошка Доррит (Книга 1)

- Что с вами такое, Эффери? - спросила, наконец, миссис Кленнэм, опомнившись раньше других.

- Не знаю, - сказала миссис Эффери и, протянув вперед свободную левую руку, прибавила: - Это не со мной; это с ним.

- Что хочет сказать эта почтенная женщина? - вскричал, поднимаясь со своего места, мистер Бландуа, который сперва побледнел, затем побагровел, и лицо его исказила свирепая злоба, никак не вязавшаяся с безобидным содержанием его слов. - Я не понимаю эту добрую женщину!

- А вы не пытайтесь ее понять, - сказал мистер Флинтвинч, бочком подбираясь к особе, о которой шла речь. - Она сама не знает, что говорит. Она у нас дурочка, слабоумная. Вот я задам ей порцию, такую, чтобы она почувствовала!.. Марш отсюда, старуха! - прохрипел он в самое ухо Эффери. Марш отсюда, не то я так тебя тряхну, что от тебя только мокро останется.

Миссис Эффери показалось до того страшной перспектива перейти в жидкое состояние, что она выпустила из рук чайник (супруг едва успел подхватить его), накинула передник на голову, и в одно мгновение была такова. Лицо гостя постепенно разгладилось в улыбку, и он уселся на прежнее место.

- Уж вы ей простите, мистер Бландуа, - сказал Иеремия, сам принимаясь за разливание чая. - Она последнее время не в себе - из ума выживать стала. Вам с сахаром?

- Благодарю вас; я чай не пью... Простите мою нескромность сударыня, но - какие оригинальные часы!

Чайный стол был пододвинут к дивану и стоял почти рядом с низеньким столиком миссис Кленнэм. Мистер Блапдуа, как галантный кавалер, встал, чтобы передать чашку даме (тарелка с сухариками уже стояла на своем месте), и тут-то его внимание привлекли часы покойного главы дома, всегда лежавшие перед его вдовой. Миссис Кленнэм метнула на гостя быстрый взгляд.

- Вы позволите? Благодарю вас. Великолепные старинные часы, - сказал он, взяв часы в руку. - Тяжеловаты, чтобы носить их в кармане, но зато это настоящая вещь, не подделка какая-нибудь. Я презираю все поддельное, фальшивое. Я сам чужд всякой фальши. Ага! Часы с двойной крышкой, как было модно в старину. Можно открыть? Благодарю вас. А, и шелковая прокладочка, вышитая бисером! Мне не раз приходилось видеть такие у стариков в Голландии и в Бельгии. Забавная штучка!

- Тоже старинная мода, - сказала миссис Кленнэм.

- Бесспорно. Но мне кажется, эта прокладка новей, чем сами часы.

- Пожалуй.

- Удивительно, как в старину любили затейливые вензеля! - заметил мистер Бландуа, взглянув на собеседницу со своей обычной улыбкой. - Ну вот, что это за буквы? Похоже на Н. З. - а может быть, и все что угодно.

- Нет, это именно Н. З.

Мистер Флинтвинч, который поднес было чашку к открытому рту, да замешкался, внимательно прислушиваясь к этому разговору, теперь принялся пить чай огромными глотками, всякий раз осторожно примериваясь, прежде чем глотнуть.

- Прелестное создание была, верно, эта Н. З., полное неги, кротости, очарования, - сказал мистер Бландуа, захлопывая крышку часов. - Я уже влюблен в ее память. На беду я очень легко влюбляюсь, и оттого мой душевный покой всегда находится под угрозой. Не знаю, порок это или добродетель, сударыня, но любовь к женской красоте и женским достоинствам - мое главное природное свойство.

Мистер Флинтвинч успел налить себе еще чашку чаю и пил его такими же большими глотками, по-прежнему не сводя глаз с больной.

- На этот раз вашему душевному покою ничего не грозит, сэр, - сказала миссис Кленнэм. - Сколько я знаю, эти буквы - не инициалы какого-нибудь имени.

- Так, стало быть, девиз, - небрежно заметил мистер Бландуа.

- Скорей напоминание. Н. З. сколько я знаю, обычно означает: "Не забывай!"

- И само собой разумеется, - сказал мистер Бландуа, кладя часы на стол и возвращаясь на свое прежнее место, - вы не забываете.

Мистер Флинтвинч, допивая свой чай, сделал последний глоток, еще больший, чем все предыдущие, и очередную паузу выдержал с некоторым изменением, а именно: запрокинув голову и не отнимая чашки от губ, но по-прежнему не сводя глаз с больной. В лице последней еще резче обозначились жесткие черточки, составлявшие то сосредоточенное выражение твердости или упорства, которое заменяло ей жесты, и она отвечала веско и внушительно, как всегда:

- Да, сэр, не забываю. Кто живет в таком томительном однообразии, в каком уже много лет живу я, тот не забывает. Кто живет, думая лишь об исправлении своих недостатков, тот не забывает. Кто сознает, что у него, как у каждого из нас, у всех детей Адамовых, есть грехи, требующие искупления, тот не стремится забыть. А потому я давно уже свободна от этого; я не забываю и не стремлюсь забыть.