Ричард Йейтс - Одиннадцать видов одиночества

— Мистер Хендерсон, я надеюсь, что все в порядке.

Уолтер взял у нее отчет и уронил на стол.

— Оставь, Мэри, — сказал он. — И знаешь, сегодня можешь быть свободна, а с утра зайди в отдел кадров. Тебя прикрепят к кому-нибудь другому. Меня только что уволили.

Сначала у нее на лице появилась легкая недоверчивая улыбка: она решила, Уолтер шутит, — но потом вдруг побледнела и занервничала. Она была еще очень молода и не слишком умна, а на секретарских курсах ей, вероятно, не рассказали, что такое вообще бывает: твоего непосредственного начальника могут уволить.

— Ох, мистер Хендерсон, какой ужас ! Я даже… но почему они так поступили?

— Даже не знаю, — ответил Уолтер. — Наверное, накопилось по мелочи.

Он принялся открывать ящики стола и с силой заталкивать их обратно, собирая свои пожитки. Их оказалось не много: пачка старых личных писем, высохшая авторучка, зажигалка без кремня и полплитки шоколада в упаковке. Вид этих предметов явно произвел на девушку сильное впечатление: она не отрываясь наблюдала, как он раскладывает их по кучкам и рассовывает по карманам. С подчеркнутым достоинством он выпрямился, обернулся и, взяв с вешалки шляпу, надел ее.

— Не волнуйся, Мэри, на твою судьбу это никак не повлияет, — сказал он. — Утром тебя назначат на другую должность. Ну что ж… — Он протянул руку. — Удачи!

— Спасибо, и вам тоже. Ну, тогда… хорошего вечера? — Тут она поднесла руку с обкусанными ногтями к губам, пряча неуверенный легкий смешок. — То есть прощайте, мистер Хендерсон.

Дальнейшая часть сцены разворачивалась возле кулера. При виде подошедшего Уолтера в холодных глазах стоявшего там Джо Коллинза мелькнуло сочувствие.

— Я ухожу, Джо, — сказал Уолтер. — Меня турнули.

— Не может быть! — Удивление Коллинза было явно напускным, из доброго отношения: не мог он не догадываться. — Господи, Уолт! С ума они посходили, что ли?

Тут в беседу включился Фред Холмс — с печальным видом, на самом же деле очень довольный:

— Да, дружище, вот жалость-то…

Уолтер прошел вместе с обоими собеседниками до лифта и нажал кнопку «вниз»; вдруг отовсюду к нему стали подходить и другие — грустно, сочувственно протягивая руки.

— Уолт, мне очень жаль…

— Удачи, старик…

— Не пропадай, ладно, Уолт?…

Кивая, улыбаясь, пожимая протянутые руки, Уолтер повторял: «Спасибо», «До свиданья» и «Обязательно». Потом возле двери одного из лифтов зажегся красный свет, брякнул звонок — динь! — и еще через мгновение дверь открылась и голос лифтера буркнул: «Вниз!» Уолтер зашел в кабину, все с той же застывшей улыбкой, бодро махая на прощанье рукой всем этим лицам, исполненным серьезности и без умолку что-то говорящим, — и наконец дверь лифта с грохотом закрылась и кабина тихо нырнула в пространство: сцена обрела идеальный финал.

Все время, пока лифт ехал вниз, Уолтер стоял с совершенно дурацким видом человека, полностью удовлетворенного жизнью: щеки раскраснелись, глаза сияют, — и, лишь оказавшись на улице и ускорив шаг, он в полной мере осознал, насколько доволен собой.

Эта мысль до того его потрясла, что он сперва помедлил, а потом и вовсе остановился и почти минуту простоял, привалившись спиной к облицовочному камню цокольного этажа какого-то здания. По затылку под шляпой побежали мурашки, а пальцы принялись нервно теребить узел галстука и пуговицу на плаще. Ощущение было такое, будто он внезапно застал самого себя за чем-то неприличным и постыдным; он никогда еще не чувствовал себя настолько беспомощным и не бывал так напуган.

Вдруг его охватил непреодолимый порыв к действию, и он двинулся дальше, поправив шляпу и стиснув зубы, тяжело ступая по мостовой, стараясь изобразить, будто куда-то спешит и опаздывает по какому-то важному делу. Вообще говоря, можно ведь и рассудка лишиться, пытаясь устроить себе сеанс психоанализа — среди бела дня, посреди Лексингтон-авеню. Спасение одно — немедленно заняться делом, искать работу.

Но вот беда: он вдруг сообразил, что понятия не имеет, куда, собственно, направляется. Эта мысль заставила его вновь остановиться. Он оказался где-то между Сорок пятой и Пятидесятой улицами, на углу, ярко освещенном огнями цветочных лавок и фарами таксомоторов. Место было оживленное, сквозь прозрачный весенний воздух мимо дефилировали хорошо одетые мужчины и женщины. Первым делом следовало добраться до телефона. Он поспешно перешел улицу и завернул в аптеку; вдыхая запахи туалетного мыла, духов, кетчупа и бекона, он направился к телефонным будкам, что выстроились возле дальней стены; достал записную книжку и нашел страницу с адресами агентств по трудоустройству, в которые подавал заявления; приготовил монеты по десять центов и заперся в одной из будок.