Филипп Эриа - Испорченные дети

- Так или иначе, зайдите сюда в полночь.

Прошел час. Я не замечала у Ксавье никаких перемен. Возможно, объяснялось это тем, что я не спускала с него глаз, даже тогда, когда в голове моей бродили самые странные мысли, А возможно, и потому, что действительно никаких перемен уже не было.

Я ждала. Полночь пришла гораздо скорее, чем я могла надеяться. Вошла сиделка, я взглянула на нее. И убедилась, что она еще не раздевалась, даже не прилегла. Она осмотрела больного, пощупала пульс, заявила, что доктор Освальд оказался прав: все произойдет, по-видимому, не так скоро.

Я настояла, чтобы она пошла спать. Желая еще раз напомнить о моем решении остаться одной при больном на всю ночь, я извинилась перед ней за свою настойчивость, за свою печальную прихоть. Сиделка ответила, что прекрасно меня понимает. Этот фатализм напомнил мне наш послеобеденный разговор: уже тогда она не строила себе никаких иллюзий.

Она осведомилась также, не боюсь ли я заснуть от усталости. Я запротестовала - я уверена в своих силах, я с умыслом выпила много кофе. Что было истинной правдой.

Я довела ее до двери. Плотно прикрыла за молодой женщиной дверь. И, не дожидаясь, пока она отойдет и уже не сможет слышать скрип замка, я повернула ключ.

Время шло. Пульс продолжал биться.

1

Я едва сдерживала нетерпение. Однако я тщательно, пункт за пунктом, обдумала свой план. Я принуждала себя не отвлекаться, не переходить к очередным действиям раньше назначенного для того срока. Я свела возможность риска к минимуму.

Я вооружилась холодным рассудком. Я не желала ставить под угрозу ни одно из звеньев разработанного мной проекта, даже ради того чтобы дать роздых сердцу.

Ровно в половине второго я вынула из сумочки маленький пузырек, обернутый в бумагу. Когда я вечером отлучалась из дома, я велела остановить такси перед каким-то кафе. Я вошла и попросила, чтобы мне дали немножко растительного масла.

Бесшумно я открыла стеклянную дверь, которая вела во двор. Вышла во двор. Одно за другим оглядела все окна. Света нигде не было. Напротив, в сторожке привратника, тоже было темно. Я вернулась. Направилась в сад, разбитый перед домом. Я шла прямо по газону, чтобы не заскрипел под ногой гравий. Я снова подняла голову. Осмотрела фасад. И здесь все было темно.

Итак, я правильно угадала их реакцию на то, что доступ к Ксавье был им мною запрещен. Они спали. Братья уехали к себе домой, бабуся вечно дремлет, а те четверо мирно уснули.

Я вошла в узенькую аллею, обсаженную кустами. Этим путем можно было проникнуть из нашего сада в парк Монсо. Я тронула калитку. Ночная мгла будет моей, пособницей позже, а сейчас она мне только помеха. Ощупью я полила маслом петли калитки. Потом полила замок. Вынула из металлического ящичка ключ и смазала его тоже.

Я вернулась в дом. Никаких перемен. Пульс бился.

Без четверти два я снова вышла в сад. Ключ бесшумно повернулся в замке. Калитка открылась, я проскользнула в заросли парка Монсо. Примерно метрах в тридцати находились высокие ворота, которые замыкали авеню Ван-Дейка и превращали его в тупик. Я знала, что ворота не скрипят. Их нередко закрывали при мне на ночь и открывали утром. Ключа от них у меня не было. Но я прекрасно помнила, что их можно открыть, если отодвинуть вертикальную задвижку справа и потянуть на себя разом обе створки. Сторожа неоднократно проделывали эту операцию на моих глазах. Снаружи сделать это не представлялось возможным: решетка мешала дотянуться до задвижки. Она находилась с внутренней стороны, там же, где и я.

Операция удалась. Но я не раздвинула створок, и ворота казались запертыми. Каждый из этих необычных жестов - впоследствии я буду, перебирать их в памяти с той недоверчивостью, которая окрасит со временем мои воспоминания - делался как бы сам по себе, его делали мои собственные руки, но без участия разума. Я бросилась обратно в дом. Пульс бился.

Я не присаживалась больше. Я стояла на страже у окна. Снова, без сомнения, в последний раз я, запертая в четырех стенах нашего особняка, стояла на страже, упершись лбом в оконное стекло.

Это время ожидания показалось мне наиболее долгим. Наконец в начале авеню появился фургон с застекленными стенками, он бесшумно, мягко, задним ходом, как я договорилась заранее, стал приближаться к нашему дому. Он остановился в указанном месте, и тут же мотор выключили, свет потушили.

Я надела манто и шляпку. Взяла в руки сумочку.

Стараясь говорить как можно тише, я объяснила двум водителям, куда идти с носилками, какие меры предосторожности следует принять. Оба не без удивления взглянули на меня.