Джордж Элиот - Адам Бид

Это инстинктивное поклонение Адама относительно молодого сквайра подкреплялось детскими воспоминаниями и личным уважением; таким образом вы можете себе представить, что он был лучшего мнения о добрых качествах Артура и гораздо выше ценил все его самые незначительные поступки, нежели такие же качества и поступки в каком-нибудь простом работнике, как он сам. Он был уверен, что для всех в Геслопе наступит счастливый день, когда молодой сквайр вступит во владение имением, ибо он имел такой великодушный, чистосердечный характер и необыкновенное понятие касательно улучшения и починок, если взять во внимание, что он только что достиг совершеннолетия. Итак в улыбке, с которою он снял свой бумажный колпак, когда Артур Донниторн подъехал к нему, выражались и уважение, и дружеское расположение.

– Ну, Адам, как ты живешь? – сказал Артур, протягивая руку. Он не подавал руки никому из фермеров, и Адам вполне чувствовал оказываемую ему честь. – Я видел тебя сзади уж издалека и мог поклясться, что это ты. У тебя та же спина, только пошире, как в то время, когда ты, бывало, носил меня на ней. Помнишь?

– Да, сэр, помню. Плохо было бы, если б люди не помнили, что они делали и что говорили, когда были мальчиками. Ведь иначе мы были бы так же равнодушны к старым друзьям, как и к новым.

– Ты, я полагаю, идешь в Брокстон? – сказал Артур, заставляя лошадь идти медленным шагом, между тем как Адам шел рядом с ним. – Не идешь ли ты в дом священника?

– Нет, сэр, мне нужно посмотреть у Брадвелля ригу: там вот боятся, что кровля раздвинет стены, – и я иду посмотреть, что там можно сделать, прежде чем мы пошлем материал и работников.

– Ну, Бердж доверяет тебе почти все теперь, Адам, не правда ли? Мне кажется, не хочет ли он тебя скоро сделать своим компаньоном? И он сделает это, если он благоразумен.

– Нет, сэр, я не вижу, почему ему будет от этого лучше. Подмастерье, если у него есть совесть и если его работа радует, будет делать свое дело так же хорошо, как если б он был компаньоном. Я не дал бы и гроша за человека, который вбил бы гвоздь слабо потому только, что ему не заплатят за это особенно.

– Я знаю это, Адам. Я знаю, что ты работаешь для него так же старательно, как если б работал для себя. Но у тебя будет больше власти, чем теперь, и, может быть, ты мог бы дать делу более выгодное направление. Старику придется когда-нибудь перестать работать, а у него нет сына; я полагаю, что ему захочется иметь зятя, который мог бы продолжать дело. Но, кажется, у него самого жадные руки… я хочу сказать, что он нуждается в человеке, который может внести в дело некоторый капитал. Не будь я беден как крыса, я с радостью издержал бы деньги на такое дело только для того, чтоб устроить тебя в имении. Я убежден, что непременно получил бы барыш в заключение. А может быть, мое положение улучшится через год или через два. Содержание мое будет увеличено теперь, когда я стал совершеннолетним; и когда я уплачу один долг или два, я буду в состоянии что-нибудь сделать.

– Вы очень добры, что говорите таким образом, сэр, и я благодарен вам. Но, – продолжал Адам решительным тоном, – мне не хотелось бы делать никаких предложений мистеру Берджу, не хотелось бы также, чтоб кто-нибудь сделал их ему вместо меня. Я не вижу хорошего предлога сделаться компаньоном. Если он захочет когда-нибудь передать свои занятия, то это будет другое дело: тогда я буду рад деньгам и заплачу за них хорошие проценты, ибо вполне уверен, что выплачу их со временем.

– Очень хорошо, Адам, – сказал Артур, вспомнив, как говорил мистер Ирвайн о том, что, вероятно, есть какое-то препятствие в сватовстве Адама за Мери Бердж, – мы в настоящую минуту не станем более говорить об этом. Когда будут хоронить твоего отца?

– В воскресенье, сэр. Мистер Ирвайн придет нарочно пораньше. Я буду рад, когда все это кончится: я думаю, что моя мать, может быть, станет тогда поспокойнее. Грустно видеть, как тоскуют старые люди, они не умеют вовсе подавить в себе грусть, и новая весна не выводит новых отростков на исчахнувшем дереве.

– Ах, Адам! Много ты видел горя и забот в твоей жизни. Я не думаю, чтоб ты когда-нибудь был ветрен и беззаботен, как другие молодые люди. У тебя на душе всегда была какая-нибудь забота.

– Ну да, сэр. Но об этом, право, не стоит и говорить. Если мы, мужчины, и чувствуем как мужчины, то, по моему мнению, мы должны иметь и беспокойства, какие приличны мужчинам. Мы не можем походить на птиц, которые вылетают из гнезда, лишь только получат крылья, и никогда не знают своего родства, встречаясь с ним, и каждый год вступают в новое родство. У меня было довольно и такого, за что я должен быть благодарен: я всегда имел здоровье, силы и здравый смысл, позволявшие мне находить наслаждение в работе; и я высоко ценю то, что мог ходить в вечернюю школу Бартля Масси. Он помог мне приобрести познания, которых я никогда не приобрел бы сам собою.