Джордж Элиот - Адам Бид

А между тем он был так решителен сегодня утром до своего отъезда к Гавену; и пока он находился там, что-то охватило его и заставило скакать назад. Казалось, он не мог вполне положиться на свою решимость, тогда как он думал, что он мог; он почти желал, чтоб у него снова заболела рука, и тогда он стал бы только думать о том, как было бы приятно избавиться от боли. Тут нельзя было знать, какое побуждение овладеет им завтра в этом проклятом месте, где ничто не могло занять его вполне целый божий день. Что мог бы он сделать, чтоб охранить себя впредь от этой глупости?

Было одно только средство: он отправится и расскажет Ирвайну, расскажет ему все. Одно действие рассказывания придаст этому вид ничтожности: искушение исчезнет, как исчезает очарование благосклонных слов, когда человек передает их равнодушному слушателю. Во всяком случае, ему станет легче, когда он расскажет Ирвайну. Он поедет верхом в брокстонский приход завтра же, тотчас после завтрака.

Лишь только Артур дошел до этого решения, как стал думать о том, какая дорожка приведет его домой, и дошел по самой кратчайшей. Он был уверен, что будет спать теперь: с ним случилось довольно такого, что могло утомить его, и ему не было больше нужды думать.

В то время когда происходило прощание в роще, в избе было также прощание, и Лисбет стояла с Адамом в дверях, напрягая свои престарелые глаза, чтоб бросить последний взгляд на Сета и Дину, поднимавшихся на противоположную покатость.

– Э, мне жаль смотреть на нее в последний раз, – сказала она Адаму, когда они снова вошли в дом. – Мне очень хотелось бы иметь ее при себе до тех пор, пока я умру и буду лежать рядом с моим стариком. При ней и смерть была бы легче… она говорит так кротко и ходит-то так тихо. Я твердо уверена, что это на нее была написана картинка в новой Библии – ангел, сидящий на большом камне подле гроба. Эх, я не скучала бы, если б у меня была такая дочь, но никто не женится на таких девушках, которые годятся на что-нибудь.

– Ну, матушка, я надеюсь, что она еще будет твоей дочерью. Сет чувствует к ней привязанность, и я надеюсь, что и она со временем почувствует расположение к Сету.

– Что тут толковать об этом? Она не обращает на Сета никакого внимания. Она уезжает отсюда за двадцать миль… как же она почувствует расположение к нему, хотела бы я знать… Все равно что пирог не подымается без закваски. Твои ученые книжки, может быть, могли бы сказать тебе лучше этого, я так думаю, не то ты стал бы читать обыкновенные книги, как Сет.

– Нет, матушка, – сказал Адам, смеясь, – ученые книжки говорят нам хорошие вещи, и мы без них не ушли бы далеко, но они ничего не говорят нам о чувствах людей. В моих книжках читать легче, нежели в сердце человеческом. Но Сет из всех людей, работающих с инструментом в руке, малый с добрым сердцем, имеет глубокое чувство и также приятную наружность, притом же он имеет такой же образ мыслей, как Дина. Он заслуживает получить ее, хотя нельзя отрицать, что она сама редкое создание. Ведь не каждый день природа дарит нас такими произведениями.

– Эх, ты всегда заступаешься за брата! Ты вот был точно такой же в то время, когда вы были еще маленькие; ты всегда был готов делить с ним все пополам. На что думать Сету жениться, когда ему еще только двадцать три года? Ему нужнее учиться и копить деньгу на черный день. А что касается того, стоит ли он ее, то, ведь она двумя годами старше Сета – она ведь почти одних лет с тобою. Но вот в этом-то и дело: люди всегда избирают все навыворот, как будто их должно сортировать как свинину: кусок хорошего мяса да кусок остатков.

В мыслях женщины, смотря по тому, в каком расположении духа она находится, все, что может быть, получает временное очарование от сравнения с тем, что есть. Так как Адам не хотел сам жениться на Дине, то Лисбет чувствовала некоторое огорчение по этой причине – и в такой же степени, как если б он желал жениться на ней и таким образом удалял бы себя совершенно от Мери Бердж и от компаньонства так же действительно, как если б женился на Хетти.

Было уже более половины девятого, когда Адам и его мать разговаривали таким образом, так что, когда минут десять спустя Хетти дошла до поворота дороги, который вел к воротам фермерского двора, то она увидела Дину и Сета, приближавшихся к воротам по противоположному направлению, и подождала, пока они подойдут к ней. Они так же, как Хетти, шли несколько медленнее, ибо Дина старалась говорить слова утешения и силы Сету в эти минуты расставания. Но, увидев Хетти, они остановились и пожали друг другу руки. Сет повернул домой, а Дина продолжала идти одна.