Джордж Элиот - Адам Бид

Ни Тотти только кричала все громче и говорила:

– Не качайте, не качайте!

Таким образом мать с удивительным терпением, которое любовь дает самому пылкому характеру, снова занялась ребенком, прижала щеку к холстинному чепчику и целовала его и забыла о дальнейших выговорах Хетти.

– Ну, Хетти, – сказал Мартин Пойзер примирительным тоном, – ступай ужинать в запасную, потому что все вещи уж убраны; потом приди сюда подержать ребенка, пока тетка разденется: ребенок без матери не ляжет спать. Я думаю, и ты можешь поесть чего-нибудь, Дина, ведь у них-то там нет больших запасов.

– Нет, благодарю, дядюшка, – сказала Дина, – я сытно поела перед уходом. Мистрис Бид непременно хотела попотчевать меня пирогом.

– Я не хочу ужинать, – сказала Хетти, снимая шляпку. – Я подержу тотчас Тотти, если я нужна тетушке.

– Как, что ты вздор-то городишь! – сказала мистрис Пойзер. – Уж не думаешь ли ты, что можешь жить и не евши и насытить желудок, прикалывая к голове красные ленты? Ступай сию же минуту и поужинай, дитя мое, там ты найдешь хороший кусочек холодного пудинга в шкафу, именно то, что ты так любишь.

Хетти молча повиновалась и пошла в запасную, а мистрис Пойзер продолжала говорить, обратившись к Дине:

– Сядь, милая, да хоть отдохни раз хорошенько. Чай, старуха-то была рада твоему приходу, что ты осталась там так долго?

– Ей, по-видимому, было приятно в последнюю минуту, что я была у нее. Но ее сыновья говорят, что она вообще не охотно видит около себя молодых женщин. Сначала, кажется, она несколько рассердилась и на меня за то, что я пришла к ним.

– Э, это дурно, если старые люди не любят молодых, – сказал старый Мартин, еще ниже наклоняя голову и как бы внимательно вглядываясь в форму квадратов на полу.

– Да, плохо сидеть в курятнике тем, кто не любит блох, – сказала мистрис Пойзер. – Я думаю, все мы в свое время были молоды, к счастью или к несчастью.

– Но ей надобно будет учиться, как приноравливаться к молодым женщинам, – сказал мистер Пойзер. – Нечего и думать, чтоб Адам и Сет остались холостяками в продолжение десяти лет из угождения матери. Это было бы уж чересчур, если б она вздумала требовать это. Ни старым, ни молодым не должно думать только о собственной своей выгоде, это было бы вовсе несправедливо. Что хорошо для одного, то хорошо для всех других. Я сам терпеть не могу, если молодые люди женятся прежде, нежели узнают разницу между диким и садовым яблоком, но можно, пожалуй, и упустить время.

– Конечно, – сказала мистрис Пойзер, – если мы прогуляем обеденное время, то и мясо покажется невкусным. Мы будем ворочать вилкой с одной стороны на другую и в заключение не станем есть. Мы сваливаем вину на мясо, а вся вина-то в нашем собственном желудке.

Хетти в это время вышла из чулана и сказала:

– Я могу взять теперь Тотти, тетушка, если хотите.

– Ну, Речель, – сказал мистер Пойзер, когда его жена, казалось, находилась в нерешимости, видя, что Тотти лежала наконец спокойно, – дай лучше Хетти снести наверх, покамест ты разденешься. Ведь ты измучилась. Время тебе лечь в постель. У тебя опять бок заболит.

– Хорошо, пусть она возьмет ребенка, если он захочет пойти к ней, – сказала мистрис Пойзер.

Хетти подошла к самому креслу и стояла, не улыбаясь, по своему обыкновению, и не делая никаких усилий, чтоб приманить Тотти, а просто ожидая, когда тетка даст ей ребенка на руки.

– Не хочешь ли пойти к кузине Хетти, моя милочка, пока маменька приготовится лечь в постель? Тогда Тотти ляжет с мамашей в постель и будет спать там всю ночь.

Прежде нежели мать успела кончить, Тотти дала ответ, значение которого нельзя было не понять: она нахмурила брови, закусила нижнюю губу крошечными зубенками и наклонилась вперед, чтоб ударить Хетти по руке изо всех сил, потом, не говоря ничего, снова прижалась к матери.

– Что-о? – сказал мистер Пойзер, между тем как Хетти стояла неподвижно. – Ты не хочешь идти к кузине Хетти? Так делают только дети: Тотти – маленькая женщина, а не ребенок.

– Мы напрасно станем уговаривать ее, – сказала мистрис Пойзер, – она всегда не расположена к Хетти, когда больна. Может статься, она пойдет к Дине.

Дина, снявшая шляпку и шаль, до этого времени сидела смирно в отдалении, не желая вмешиваться в то, что считалось собственно делом Хетти. Но теперь она вышла вперед и, протянув руки, сказала:

– Пойдем, Тотти, пойдем, дай Дине снести тебя наверх вместе с мамашей. Бедная, бедная мамаша! Она так измучилась, ей хочется идти спать.