Майя Луговская - Эдельвейсы

Какое же тут геройство? Вот тебе и легендарный цветок! Набираем их целыми охапками.

— А может быть, это совсем не эдельвейсы?.. — сомневается Лена.

— Они! Я видела их на картинке, а потом Афанасий Иванович сказал, именно здесь. Он знает, — уверяет Лера.

шепчет она.

Желтовато-серые, высотой и размером с полевую ромашку, лохматые и закрученные, они как хризантемы из войлока. Чем ниже к реке, тем цветок становится мельче и чётче, а стебель короче. На самом берегу Аравшана он похож на серебристо-плюшевую звёздочку с чёрной сердцевиной и всего с палец величиной. Какое разнообразие формы!

Лера и Лена ползают по склонам.

— Не будьте такими жадными. Зачем вам столько? — говорю я.

Остановить их невозможно.

В общем-то довольно невзрачный цветок. Но что значит репутация! Для цветов и женщин она важнее красоты.

Забираем рюкзаки с пробами и направляемся к лошадям. Бедненькие заждались, переминаются с ноги на ногу. Укрепляем рюкзаки, садимся. Теперь это получается у нас совсем легко. Лошади и стихи стали нашим бытом. Лена, та вообще уже скачет, как джигит, да и Лера чертовски смела.

— Чу, чу! — подгоняют они лошадей по-киргизски.

Горная тропа. Каменистая, узкая, обрывчатая, она вьётся всё вверх и вверх.

Удивительное доверие к лошади, ощущаю полное единство с ней, свою неотделимость от неё. Тепло её тела, входящее в меня, ещё усиливает это чувство. На её спине ты поверх всего. Снега вокруг, скалы прошнурованы ручьями, зелёный Аравшан шумит внизу, и всё это приемлешь без растраты сил на шагание, и только взмокшие бока лошади и частое её дыхание говорят о том, как крут и труден подъём. Глажу её.

— Милая моя, лошадка, унеси меня повыше от всего, что осталось позади.

Решила ни о чём не вспоминать и всё возвращаюсь к тому же… А, ничего. Природа, люди, работа — помогут, защитят от обиды, что тебя разлюбили.

Опять поскакали.

— Чу, чу! — кричит Лена.

— Чу, чу! — повторяет Лера.

Они несутся галопом, а я кричу им вслед:

— Поберегите потенциометр, сумасшедшие! Разобьёте бутылки!.. — И тоже скачу на своём Буланом. Он мой, и я уже привыкла к нему. А давно ли села в первый раз. Это было очень смешно.

…В Теплоключинку приехали вдвоём с Ириной рано, восьми ещё не было. Народу у правления колхоза собралось уже порядочно, и все подходят. О каждом спрашиваем:

— Это не председатель?

Нет, не он. Ждём.

Во Фрунзе в геологическом управлении нас напугали:

— Лошадей? Чего захотели! По перечислению платить? Да кто вам их даст? Во время-то уборки? И не надейтесь.

Надейся не надейся, а делать нечего. Подняться на три тысячи восемьсот метров с одиннадцатью вьючными ящиками без лошадей невозможно.

Одеваемся получше. Какие уж там наряды у нас в экспедициях, но всё-таки. Надо уломать председателя. У меня все надежды на Ирину, уж очень хороша собой. Думаю, никто не устоит, ни один председатель.

Действую, как режиссёр:

— Уговаривать буду я. А вы только смотрите, крутите глазами, и всё.

Глаза у Ирины необыкновенные. И вся она врубелевская. Но только откроет рот, сразу же теряется это демонско-космически-лилово-сиреневое наваждение — страшно громко говорит.

Ровно в восемь председатель появляется. Мои режиссёрские замыслы явно проваливаются. Пожилой, щупленький, бесцветный, идёт медленно, размеренной походочкой. Поздоровался со всеми, посмотрел поверх нас.

Мы в кабинет за ним. С ходу выпаливаю нашу просьбу:

— Мы из Москвы, геологи, четыре женщины… Должны исследовать термальные воды Алтын-Аравшана. С нами оборудование, реактивы… Необходимы лошади.

Слушает абсолютно бесстрастно.

— Погодите, погодите. Разберёмся. Присядьте.

Сели. Народу набрался полный кабинет, и у каждого своё дело.

— Так вот, Анатолий, — говорит председатель конопатому парню, — надо смело браться. Мы тебя считаем лучшим. Комсомольцы — первое дело. Митька тебе не помогает? Поможет. Комбайн на ходу, новый, с измельчителем. Это же золотая машина! Ты же универсал. Трудностей будет сколько угодно. Но там, где их нет, там и работать неинтересно. Вы помните, как Сашка на том ЗИЛе? — обращается он уже к другим. — Винтил, винтил. Бензин кончился, а он вал разбирать. А потом получилось, разнюхал и уже ничего не боится. Давай, Анатолий, нельзя терять время. А вам что? — обращается он к старухе. — Вы чьи будете?