Майя Луговская - Портрет

Всю ночь лил дождь и продолжал лить. И от того, что он лил, дома было неприветливо и одиноко.

Всегда испытываешь чувство опустошённости после законченной работы. Вчера Нина сдала наконец очень важную для неё статью и сейчас чувствовала опустошённость и свободу.

Никуда не пойду сегодня, не буду включать телефон, и тут же привычным движением включила. Сразу раздался звонок.

Куда она потащится в дождь? Нина редко бывала дома. Ведь собиралась побыть одна, заняться домашними делами… Ну, ладно, опять она пойдёт в гости, будет сидеть целый вечер, вести никому не нужные разговоры и думать о своих делах. Но раз её просит Верочка…

Как разношёрстны гости в столовой. Что объединяло их? Может быть, только этот круглый стол красного дерева — стиль Чиппендейла, — заставленный закусками и винами? Верочка?

Она была хороша, как всегда, и глядя на неё, нельзя было подумать, что она переживает тяжёлые дни. Она узнала, что у мужа есть другая женщина.

Но, может, всё и обойдётся у них, думала Нина. Сейчас он уехал отдыхать, кажется с той, и Верочка «прожигает жизнь». Даже, наверно, всё обойдётся, надо знать её Бориса. Разве сможет он бросить обставленный дом, уют? Сколько вложено во всё это.

Да нет. А потом Верочка… От таких не уходят.

Верочка была хороша, хотя и в том возрасте, когда каждый день становится опасен, когда каждое утро с тревогой присматриваешься к себе в зеркале и ищешь новых следов увядания.

Что связывало Нину с ней? Такие разные судьбы, такие разные жизни, разные характеры. Для каждой из них жизнь другой являлась каким-то иным измерением. Она любила Верочку, и всё.

Как разношёрстны гости. Женщина, вернувшаяся из Америки, оказалась милейшим существом. Несмотря на свой преклонный возраст, была пёстро одета, накрашена, ногти покрыты ослепительно красным лаком, и пальчик, указательный пальчик, на правой руке не сгибался, очевидно, от старого перелома. Женщина принесла продать какие-то вещи, уговаривала их примерить, но Нине все они оказались малы. Женщина волновалась, но не от того, что они малы и она их не сможет продать, а от того, что не может порадовать Нину. Она всё время жестикулировала, а пальчик торчал, и это производило нелепо-смешное впечатление.

— Очень рекомендую вам…

— Люсичек, наш милый Люсичек, успокойтесь, — упрашивала Верочка.

Интересно, думала Нина о своей статье, как «враги» проглотят эту пилюлю. Пусть теперь попытаются объяснить энергетику мыщц при беге спортсмена-олимпийца на стометровке.

Примерка шла в спальне Верочки. А в столовой галдели гости. Верочка то и дело оставляла Нину с Люсичком, уходила и возвращалась.

Свою стометровку я пробегала. Нине удалось доказать, что главная масса энергия мышечной клетки выделяется совсем иным путём, чем до сих пор предполагали.

А Люсичек улыбалась, тут же забывала о своих тряпках, снова и снова возвращалась к рассказу о том, насколько сложнее ей было получить визу в Союз, чем уехать в Америку к своей родне, у которой она живёт уже несколько лет.

— Вы понимаете, — говорила она, — я одинокий человек, пенсионерка. Думала, поеду к своим, но это же не люди. Они ничего не понимают, ничего не хотят понять. Я увезла с собой урну с прахом мужа, не оставаться же ему здесь одному, думала похороню. Но разве мне позволили её похоронить? Её держать-то мне не разрешили, она лежала где-то в подвале. Вот я и приехала сюда.

Верочка по секрету шепнула Нине, что урну Люсичек запрятала со своими тряпками в багаж и сейчас всё никак её не дождётся. Сама прилетела, а урна ещё там с багажом, в трусики её завернула и сунула.

— А вот и Антон. Какой же вы молодец, что пришли! Заходите, Нина, иди, я познакомлю тебя!

Как не соответствовал радостный возглас Верочки тому, кого увидела Нина. Бритая голова, испитое лицо, насупленный взгляд. Вошедший мрачно ткнул ей руку.

— Я знаю, Антон, вы сейчас не пьёте, — сказала Верочка, — но, может быть, сделаете исключение для сегодняшнего вечера, для меня.

— Я не пью, — буркнул он.

Нине не надо было смотреть на Антона, она и так чувствовала, что всё ему здесь чуждо.

— Это необыкновенный художник, — шепнула Верочка. — Недавно он где-то наскандалил спьяну, отсидел пятнадцать суток. Видишь, его обрили. Займись им, развлеки. Отец у него умер…

Нине не составило труда увести его в другую комнату, где стоял рояль. Маленький, кабинетный, он был украшением комнаты. Его купили потому, что нельзя было не купить: такой прекрасный «Блютнер» продавался совсем недорого, а Верочке давно хотелось иметь в доме рояль. В нём отражалась великолепная в своей строгости павловская люстра. Верочка обладала искусством обставлять свой дом. Она уже забыла то время, когда присаживалась к инструменту. Но всё равно, он был нужен, хотя бы для того, чтобы кто-нибудь играл. Его регулярно настраивали.