Майя Луговская - Эдельвейсы

— Я ни к кому не приписана.

— Пойдите к бригадиру. Скажите, зерно вам нужно. Слышите? Он выпишет.

— Спасибо, спасибо.

— Вызовите-ка завхоза. Тебе чего, Саша? На приёмный захотел? Не забалуешь? Смотри, а то разом прогоним тебя.

Звонит телефон.

— Грузить силос? Да. Берите машину. Студентов перекинуть на свёклу. Да, да, ничего не могу сделать. Мак надо резать, — он вешает трубку.

Обращается ко всем:

— Вчера на бюро нас предупреждали, что ящур появился.

Опять телефон:

— Стрижка началась? Очень хорошо. Вот ученики учатся, подсчитайте, сколько им за стрижку, надо их заинтересовать.

В кабинет входит женщина.

— Почему, Мария, мяса нет? Как так получилось? Люди на полях должны быть сыты. Ты же завхоз, сердце колхоза. Почему студенты остались голодные? А ты, если понимаешь дело, знаешь — всё на бюро, ты один остался здесь. Быка бы раз — и зарезал. Накормил людей. Надо решать самому, хорошо надо решать.

Опять телефон:

— А что случилось? Как ты мыслишь? Вчера нам на бюро просто сказали: любыми средствами молоком и маслом положенное должны сдать.

Женщина с ребёнком на руках обращается к нему:

— Уже надоело ездить. Разберитесь, Николай Иванович.

Председатель берет у неё бумагу. Читает:

— Не так оформлен.

— Подпишите, Николай Иванович.

Он подписывает и ставит печать.

— Документ-то ведь этот серьёзный, надо бы вам его переоформить, — говорит он. — Так вот что, малый, знай. Если не пригонишь машину к трём часам, то обижайся на себя. Дорого это будет тебе стоить. А сейчас пойди, выпишут тебе, сколько нужно, за счёт июньской зарплаты.

Сидим как в театре. Это зрелище. Неожиданно перед нами раскрывается совсем другой мир. Ловлю себя на том, что забыла о главном, о нашей просьбе. Опять телефон:

— Концентрат для ягнят? Нужен так нужен. Формируете отары? Хорошо. Вы чего сидите, старушки?

— Нам сена надо.

— К бригадиру, к бригадиру.

— Бригадир не даёт, выделил сад, а там укоса нет. И люди смотрели, косить нечего.

— Со второго укоса возьмёте, так и скажите.

— Ну правильно, Николай Иванович, правильно.

— Эх ты, — обращается он к мрачному киргизу. — Сказали, Аман Гельды чёрта найдёт, а ты чёрта не нашёл, пустым вернулся.

Председатель продолжает разговор по-киргизски.

Опять телефон:

— А вот то, что он обманным путём забрал трудовую книжку, а теперь просит справку. Оформляйте его, как хотите. Справки ему не дадим. Пусть устраивается, а если нас запросят, ответим — горький пьяница. — Он кладёт трубку. — Тебе чего?

— В Рыбачье на наш колхоз пришёл контейнер с картинами.

— Посмотрим. Если картины хорошие, возьмём, если плохие — отправим обратно в Москву.

Мировой председатель! Но наше дело, видимо, швах. Народ в кабинете редеет, остаётся всего несколько человек. Председатель уже заказал себе машину, чтобы ехать на поля, даёт последние распоряжения… Полный провал. Он надевает шляпу, но тут Ирина стремительно поднимается и грудью загораживает ему дорогу.

— Нет у меня для вас лошадей, все заняты, — говорит председатель, — но… перед интересными дамами, — он разводит руками, — никогда устоять не мог. Всегда отступал. Придётся дать.

В совершенном восторге возвращаемся в Пржевальск.

А наутро с одиннадцатью вьючными ящиками, спальными мешками и рюкзаками выгружаемся у правления колхоза.

Вокруг нас собралась толпа. Опять ждём. Мы к этому привыкли. В нашей профессии приходится вечно ждать: машин, погоды, проб, результатов, денег из Москвы.

В Теплоключинке жарко. Она лежит в долине Терскей-Алатау, а наверху, в горах, только что стаял снег.

Сторожим наш багаж, его целая гора. На лице Ирины деловой трагизм. В шутку мы прозвали её «Оптимистическая трагедия».

— Успокойтесь, мой комиссар, — говорю я, — всё будет отлично.

— Нет, противная мадам, это только вы можете выдумать. Забираться на такую высоту со всем этим скарбом. Я не представляю…

— Запросто, — говорит Лена. Она убегает с Лерой.

А вот и Афанасий Иванович. Мы познакомились вчера. Он сторож курорта. Наверху, в Алтын-Аравшане, куда нам предстоит подняться, организован колхозный курорт.

— Афанасий Иванович, значит, вы тоже с нами едете? Вот хорошо, — заискивающе обращаюсь к нему.

— Чего? — он плохо слышит. Глазки с прищуром, и шрам во всю щёку. — Ась?

— Очень хорошо, что мы поедем вместе.

— Ничего не вместе, перебежали мне дорогу. Лошадей мне не дают. Вы всех забрали.

Приводят лошадей. Начинаем вьючить.