Гай Давенпорт: Гуннар и Николай

И да ― яхточка курсом на Тисвильде под высоким синим небом, заваленным кипами летних облаков, ох ты ж, нарезала галсами по Балтике со скоростью, в которой безветренный день, да снаряженные грот с кливером никак не могли быть повинны.

У румпеля, как вскоре легко стало видно, сидел парнишка по имени Николай ― симпатичный и подтянутый. Он срезал курс напрямую к берегу, прямо в песок между скал, о который и чиркнул нос лодки к изумлению сотни вытаращившихся на него курортников.

Искусно и с небрежной легкостью спустив паруса, он свернул их треугольниками, все меньше и меньше, покуда не стали с носовой платок. Затем, щелкая тут и хлопая там, будто закрывал секции складной линейки, насвистывая попутно мелодию Луиджи Боккерини, он сложил лодку ― мачту, оснастку, каркас, киль, руль и все остальное ― в горсть палок и шнуров. Их он еще раз перегнул пополам, и еще раз, заткнул салфетками парусов и запихал все в карман своей штормовки на молнии. Карту и компас рассовал по карманам белых штанишек. Передернул и расправил плечи.

Без внимания к ошеломленным загорающим, один из которых даже бился в каком-то припадке, и не реагируя на прыжки и вопли пацанвы, требовавшей повторить, он зашагал по берегу со всем апломбом своих двенадцати лет и перешел через дорогу, углубившись в темную прохладу Леса Троллей.

Сёрен Кьеркегор, самый меланхоличный из датчан, бывало, гулял тут ― гном среди гномов. Орел уставился с елки на Николая своими золотистыми зловещими глазами, и тот в знак благодарности приложил обе руки к стволу горной сосны -дерева, дружественного ели. Она не станет расти, если сосен рядом не будет. Орел нахохлился, а Николай обнял горную сосну.

Один взгляд на хронометр межпланетного морехода на его левом запястье предупредил его о близящейся встрече где-то возле Братьев Грэй. Поэтому оставляя мелькающие поля и фермы позади, он промчался пятьдесят километров за три секунды и притормозил до прогулочного шага уже на Стрёгете.

Стайка на скейтбордах облетела его сзади, когда он шел мимо перуанского оркестрика тыкв, трех шахматных партий, не прекращавшихся с четырнадцатого века, и четверых новорожденных в коляске, у каждого ― по стаканчику мороженого.

Адрес оказался в переулке, когда-то ― очень старой улице. Номер дома повторялся на деревянных воротах, открывавшихся внутрь, ― а там одно из таких мест, которые он искал всю жизнь.

Другое ― хижина в Норвегии, утопающая в чаще елей и горных сосен, около обрывистого фьорда, где можно жить как Робинзону Крузо, как душа пожелает. Комната ― полностью его, у Братьев Грэй, приходи и уходи как хочешь, и друзья чтоб оставались на ночь, и есть с ними гамбургеры и трепангов прямо на полу. Кофейная плантация в Кении. Маяк на оркнейской скале, чаек проносит ветром мимо окон, суровые рассветы над черным морем, а у четкого очага ― надежно.

Но вот это ― так же неплохо: дворик с деревом, грядками и цветочными клумбами, студия скульптора с покатой стеклянной крышей.

Вдоль пышных георгинов, выстроившихся в ряд, ― ржаво-горчично-кирпичных и желтых ― прошел он с неизменной небрежностью к синей двери. Рядом ― ивовая корзинка для почты. Каменный горшочек с турецкими гвоздиками. Страстью матери была ботаника, поэтому он знал по имени все цветы, сорняки и деревья. И, быть может, ангел, которому больше нечем заняться, поддержит его.

К двери кнопкой прицеплена карточка: Гуннар Рунг, ― это имя Мама называла. Он уже собирался было нажать кнопку звонка, как дверь распахнулась, подпортив ему эффект клевого появления.

― Здрасьте, сказал он, огрубляя голос, как только мог, я ― Николай Бьерг.

Человек, открывший дверь, был высок, в облегающих джинсах и исландском свитере ― и гораздо моложе, чем Николай ожидал. А глаза ― дружелюбные, как у крупной собаки.

― Ты вовремя, произнес он. А я ― Гуннар Рунг. Заходи, давай-ка на тебя поглядим.

Книги, рисунки на стенах, столы, невиданная мебель. А дальше, сквозь широко раздвинутые двойные двери, под стеклянной крышей ― высокая обтесанная глыба, которую, должно быть, приволокли через проулок на задворках. Николай разглядывал все, что только можно, ― изумительно странное и симпатичное, бросая быстрые взгляды на Гуннара ― привлекательного, с густыми шатеновыми кудрями, почти и не датчанин на вид, а руки большие, как у матроса.

― Это мне Ариэля заказали, пояснил Гуннар, обходя Николая вокруг и разглядывая его сквозь сложенную из пальцев рамочку. Твоя мать решила, что ты можешь мне подойти и что позировать тебе понравится. Ты когда-нибудь раньше позировал? Это нелегко, может быть нудно и скучно. Кроме этого, мне еще нужно сделать Короля Матиуша ― это такой мальчик, который был королем в невообразимой Польше, им тоже ты можешь быть. Надо посмотреть, как мы с тобой поладим. Как насчет кофе? Ты его пьешь?