Госпожа де Фонтанен с минуту не могла вымолвить ни слова, оцепенев от изумления. Но вот она вполголоса сказала:
- Да что с тобой... Женни!
И Женни по одному лишь выражению, с каким мать выговорила эти слова, сразу угадала то самое, что недавно так ясно прочла в глазах Даниэля. Словно испуганный ребенок, метнулась она к г-же де Фонтанен, зажала ладошкой ей рот:
- Да нет же, нет! Это неправда! Уверяю тебя - неправда!
А когда мать притянула ее к себе, обняла, словно хотела уберечь от опасности, Женни вдруг почувствовала, что разжались тиски, сжимавшие ее горло, дала наконец волю слезам и, рыдая, все твердила совсем по-детски, как твердила, когда, бывало, девочкой поверяла матери свои печали:
- Мама... мама... мама...
Госпожа де Фонтанен прижала ее к груди и, ласково укачивая, тихонько успокаивала:
- Родная... не бойся... не плачь... ну что ты выдумала, право!.. Да кто же тебя неволит... Какое счастье, что ты не... (Вспомнилась ей единственная ее встреча с г-ном Тибо на следующий день после побега мальчуганов; она представила себе толстяка, восседавшего в своем кабинете между двумя священниками; и она словно увидела, как он не дает соизволения на любовь Жака; она словно увидела, как он подвергает неслыханным унижениям любовь Женни.) Ах, какое счастье, что все это не так!.. И тебе укорять себя не в чем... Я сама поговорю с этим юнцом, пусть поймет... Полно, не плачь, родная... Скоро обо всем забудешь... Покончили с этим, покончили... Ну не плачь...
Но Женни рыдала все неудержимее, потому что каждое слово матери еще сильнее терзало ей душу. И обе долго простояли так в темноте, крепко прижавшись друг к другу, - девушка, которая утаила свое горе от матери, обвившей ее руками, мать, которая однообразно повторяла слова утешения, истерзавшись за дочь, расширив глаза от ужаса, ибо, благодаря своему дару предвидения, угадывала неминуемое - судьбу, ниспосланную Женни, и чувствовала, что ни предостережениями, ни лаской, ни мольбами ей не вызволить из беды свою девочку. "В непрерывном восхождении всех сущих на земле к всевышнему, - размышляла она в безысходной тоске, - каждому смертному двигаться вперед должно в одиночку, перенося испытание за испытанием, а часто и совершая ошибку за ошибкой - должно идти тем путем, который испокон века ему предначертан..."
Но вот внизу хлопнули дверью, раздались шаги Жерома, идущего по кафельному полу прихожей, и обе вздрогнули. Женни разомкнула объятия и, не сказав ни слова, убежала, покачиваясь от тяжкого бремени - беды, которая на нее обрушилась, и зная, что уже никому на свете не облегчить ее ноши.
XI
Огромная афиша перед входом в кинематограф притягивала зевак завсегдатаев бульваров.
НЕВЕДОМАЯ АФРИКА
ПУТЕШЕСТВИЕ В КРАЙ УОЛОФОВ,
СЕРЕРОВ, ФУЛБЕ, МУНДАНОВ И БАГИРМОВ.
- Начнется только в половине девятого, - посетовала Рашель.
- Ну что я тебе говорил!
Антуан, который не без досады покинул уютный мирок розовой комнаты, взял ложу нижнего яруса за решетчатой рамой в глубине зала, чтобы создать хотя бы иллюзию уединения.
И пока он брал билеты, к нему подошла Рашель.
- А я уже сделала чудесное открытие, - сказала она, увлекая его к колоннам у входа, где вывешены были фотографии - кадры из фильмов. Посмотри-ка!
Антуан прочел надпись: "Девушка из племени мунданов веет просо на берегу Майо-Кабби". Нагое тело, вместо набедренной повязки - пояс, сплетенный из соломы. Красавица из племени мунданов стояла, всем телом налегая на правую ногу; лицо у нее было сосредоточенное, грудь напряглась от тяжелой работы: правой рукой, пластично согнув ее в локте и подняв выше головы, она держала объемистый тыквенный кувшин с просом и, наклонив его, старалась, чтобы зерно текло тонкой струйкой в деревянную миску, которую она поддерживала левой рукой на уровне колена. Ничего показного в ее позе не было: посадка головы, чуть откинутой назад, изящная округлость рук, застывших в ритмичном движении, прямизна стана, твердые очертания приподнятых юных грудей, изгиб талии, напрягшиеся мышцы бедра и линия другой ноги, вольно выставленной вперед и касавшейся земли только носком, - словом, вся ее поза, исполненная гармонии, была естественна, подчинена ритму работы и поражала красотой.
- Ну а теперь посмотри на них! - продолжала Рашель, показывая Антуану на чернокожих мальчишек, вдесятером тащивших на плечах пирогу с заостренным носом. - А вот этот малыш просто красавчик! Знаешь, он - уолоф, и на шее у него висит гри-гри{468}, и носит он голубой бубу и тарбу{468}.
Читать дальше