Роже Гар - Семья Тибо (Том 2)

Однако в самую, казалось бы, тяжкую минуту, когда братья смело штурмовали площадь Рипон - широкую эспланаду, на которую свирепо набросились все силы небесные, - Жак, не обращая внимания на стегавший его дождь, вдруг замедлил шаг и спросил:

- Скажи, почему ты за завтраком вдруг сказал... в Англии?

Антуан почуял вызов в словах брата. Он смущенно пробормотал какую-то не слишком связную фразу, но слова его тут же унес ветер.

- Что ты говоришь? - переспросил, не расслышав, Жак. Он подошел ближе и шагал теперь полубоком, подставив ветру плечо; вопрошающий его взгляд впился в лицо брата с выражением такой настойчивости, что загнанный в тупик Антуан постеснялся солгать.

- Потому что... ну, словом, из-за красных роз, - признался он.

Слова эти прозвучали гораздо резче, чем того хотел сам Антуан. Еще и еще раз в памяти возникли картины кровосмесительной любви Джузеппе и Анетты, их падение в траву, словом, целая череда образов, с которыми он уже успел свыкнуться, но оттого они не перестали быть для него тягостными, Антуан был недоволен собой, нервничал, а тут еще этот ветер, налетавший злобными порывами, так что под конец, чертыхнувшись, Антуан сдался и сердито закрыл зонтик.

Жак озадаченно застыл на месте: чувствовалось, что он ждал любого ответа, но уж никак не этого. Закусив губу, он молча двинулся вперед. (Десятки раз он жалел об этой минуте непонятной слабости; раскаивался, что послал корзину роз, купленную за тридевять земель через посредство одного друга, тем более что это благоуханное послание выдавало его с головой, громогласно заявляло: "Я жив, и я думаю о тебе", - тогда как он хотел только одного - умереть для всех своих родных! Но до этой минуты он мог хотя бы надеяться, что его неосторожность осталась в полной тайне. Он с раздражением подумал, что такая болтливость совсем не в духе Жиз, просто непонятно!) И не сумел удержать подступившей к горлу горечи.

- Зря ты в доктора пошел, - хихикнул он, - не твое это призвание. Ты рожден сыщиком!

Раздраженный его тоном, Антуан огрызнулся:

- Если, дружок, человек так жаждет скрывать свою личную жизнь, он ее не выставляет на страницы журнала для всеобщего обозрения!

Задетый за живое, Жак крикнул в лицо брату:

- Ах, так? Может быть, в моей новелле ты вычитал об этой корзине роз?

Антуан уже не владел собой.

- Нет, - ответил он едко, но с наигранным спокойствием, тщательно выговаривая каждый слог. - Однако новелла позволила мне просмаковать тайный смысл твоего подношения! - И, пустив эту отравленную стрелу, Антуан, бросившись навстречу ветру, ускорил шаги.

Но сразу же он почувствовал, что совершил непоправимый промах, почувствовал с такой очевидностью, что у него даже дух перехватило. Загубил все из-за глупейшей фразы: теперь Жак окончательно ускользнет от него... Почему все-таки он вдруг потерял самообладание, поддавшись порыву злобы? Потому что причиной этого была Жиз? И что теперь делать? Объясняться, просить прощения? А не поздно ли? Ох, он готов был на все, лишь бы загладить свою ошибку!..

Он уже совсем собрался повернуться к брату и в самых ласковых выражениях признать свою вину, как вдруг почувствовал, что Жак схватил его за руку, вцепился в него изо всех сил; и это страстное, совершенно неожиданное, судорожное и вместе с тем такое братское прикосновение в течение доли секунды смыло не только этот ядовитый разговор, но и молчание, длившееся все три года разлуки. У самого его уха дрожащие губы пробормотали, даже голос и тот изменился:

- Но, Антуан, как ты мог? Как ты мог подумать? Значит, ты думал, что Жиз, что я... что мы? И ты поверил, что это возможно? Значит, ты сумасшедший!

Они пристально глядели друг на друга. Жак смотрел на Антуана страдальческим, но просветленным взглядом, прежним своим юным взглядом, и на лице его играло смешанное выражение негодования, муки и оскорбленной чистоты. Антуана словно затопила благодетельная волна света. С сияющим лицом он прижал к себе руку младшего брата. Неужели он и впрямь подозревал этих двух ребятишек? Теперь он уже и сам не знал. И подумал о Жиз с настоящим волнением. На него накатило необыкновенное счастье, он вдруг почувствовал себя легким, освободившимся от какого-то бремени. Наконец-то он нашел брата.

Жак молчал. Перед его глазами проходили только самые тяжкие картины: тот вечер в Мезон-Лаффите, когда он одновременно узнал о любви к нему Жиз и о том, что его самого неодолимо тянет к ней, их целомудренный беглый поцелуй ночью под липами; и романтический жест Жиз, усыпавшей розами то место, где они обменялись этим робким залогом любви...