Роже Гар - Семья Тибо (Том 2)

Перед уставленным едою подносом г-жа де Фонтанен под влиянием смутной ассоциации прошептала:

- Я так часто думала о тебе, мой мальчик, пока шли маневры. Вас досыта кормили?.. По вечерам я все думала, что ты, может быть, лежишь сейчас на соломе, промокший под дождем, и мне стыдно становилось, что я в постели; я не могла уснуть.

Он нагнулся и сжал руку матери.

- Что за мысль, мама! Наоборот, после стольких месяцев, проведенных в казарме, играть в войну для нас просто развлечение... - Склонившись к ней и продолжая говорить, он перебирал золотую цепочку браслета, который она носила на руке. - А кроме того, знаешь, - добавил он, - унтер-офицер на маневрах всегда может найти у местных жителей, где переспать!

Это вырвалось у него немного необдуманно. Ему вспомнились случайные любовные победы, одержанные на постоях, и он на мгновение смутился; г-жа де Фонтанен с присущей ей чуткостью хоть и неясно, но уловила это. Она старалась не смотреть на сына.

Последовало короткое молчание; потом она робко спросила:

- В котором часу ты должен выехать?

- В восемь вечера... Мой отпуск кончается в двенадцать ночи, но все будет в порядке, если я поспею к утренней перекличке.

Она подумала, что похороны не кончатся раньше половины второго, что домой они вернутся не раньше двух, что этот последний день с Даниэлем пролетит так быстро...

Словно подумав о том же самом, он сказал:

- Сегодня среди дня мне придется уйти: есть одно важное дело...

По тону его она почувствовала, что он что-то скрывает. Но была введена в заблуждение насчет самого секрета. Ибо это был тот самый неопределенный, немного слишком непринужденный тон, который он принимал в былые дни, когда, проведя с ней вечером у камина какой-нибудь час, он вдруг вставал и говорил: "А теперь, мама, прости, я побегу, у меня назначена встреча с товарищами".

Он смутно ощутил ее подозрение и решил его тотчас же рассеять:

- Надо получить один чек... От Людвигсона.

Это была правда. Он не хотел покидать Париж, не оставив матери этих денег.

Она, казалось, не слышала. Как всегда, она пила чай мелкими, тихими глотками, обжигая себе рот и не выпуская из рук чашки; глаза ее были слегка затуманены. Она думала об отъезде Даниэля, и на сердце ее лежала тяжесть. На мгновение это заставило ее забыть о предстоящей церемонии. А ведь она не имела права жаловаться: разлука с сыном, от которой она так страдала в течение многих месяцев, подходила к концу. В октябре он вернется домой. В октябре возобновится их жизнь втроем. При этой мысли ей рисовалось все их мирное будущее. Она не признавалась себе в этом, но со смертью Жерома горизонт как-то прояснился. Отныне она будет свободна, будет одна со своими детьми...

Даниэль смотрел на нее с выражением заботливым и несколько тревожным.

- Что вы обе будете делать в Париже в летние месяцы? - спросил он.

(Госпожа де Фонтанен, которой нужны были деньги, сдала на весь сезон свою дачу в Мезон-Лаффите.)

"Сейчас как раз время поговорить с ним о моей поездке", - подумала она.

- Не беспокойся, мальчик. Во-первых, я буду очень занята ликвидацией всех этих дел...

Он перебил ее:

- Я беспокоюсь о Женни, мама...

Хотя он давно уже привык к угрюмой замкнутости своей сестры, в эти последние дни его все же поразило измученное выражение лица Женни, ее лихорадочный взгляд.

- У нее совсем больной вид, - заявил он. - Ей надо бы на свежий воздух.

Госпожа де Фонтанен, не отвечая, поставила чашку на поднос. Она тоже заметила в лице дочери что-то необычное: какое-то отрешенное выражение, словно ее околдовали, выражение, которое не могло объясниться только смертью отца. Но у нее был иной, чем у Даниэля, взгляд на Женни.

- У нее несчастный характер, - вздохнула она, добавив с какой-то трогательной наивностью: - она не умеет доверять... - И затем немного торжественным, благоговейным тоном, каким привыкла говорить о некоторых вещах, она произнесла: - Видишь ли, всякий человек обречен нести бремя внутренних переживаний, внутренней борьбы...

- Да, - согласился Даниэль, не давая ей продолжать. - Но все же, если бы Женни могла нынче летом хоть недолго пожить в горах либо у моря...

- Ни горы, ни море ей не помогут, - сказала г-жа де Фонтанен, покачав головой, упрямая, как все кроткие люди, одержимые непоколебимой уверенностью в чем-либо. - Дело у Женни не в здоровье. Поверь мне, никто ей ничем не может помочь... Каждый человек неизбежно одинок в своей внутренней борьбе, как одиноким будет он и в тот час, когда ему придется принять свою смерть... - Она подумала об одиночестве Жерома в момент его кончины. Глаза ее наполнились слезами. Она сделала короткую паузу и тихо прибавила, словно для себя самой: - Наедине с собой и с Духом.