Роже Гар - Семья Тибо (Том 2)

Автомобиль проехал по мосту, пересек Сену и начал лихо взбираться на Сюренский холм.

- Здесь есть маленькая харчевня, где можно поесть жареной рыбы, внезапно промолвила Анна, вытянув руку. (В свое время именно сюда возил ее Делорм, бывший студент-медик, ставший аптекарем в Булони, который в течение нескольких лет до самой этой зимы, до тех пор, пока Анна не отучилась наконец от наркотика, оплачивал благосклонность этой неожиданно дарованной ему любовницы, поставляя ей морфий.)

Опасаясь, как бы Антуан не задал неудобного вопроса, она принужденно засмеялась.

- Туда стоит зайти ради хозяйки! Толстая тетка в бигуди и с постоянно спущенными чулками... Я бы предпочла ходить босой, чем носить чулки штопором. А ты?

- Поедем как-нибудь в воскресенье, - предложил Антуан.

- Только не в воскресенье. Ты же отлично знаешь, что я терпеть не могу воскресений. На улицах без конца толпятся люди под предлогом, что они отдыхают!

- Да, это, в общем, очень удобно, что шесть дней из семи другие работают, - насмешливо заметил Антуан.

Она не почувствовала упрека и рассмеялась:

- Бигуди. Обожаю это слово. Его произносишь - и во рту словно раздается звук кастаньет. Когда у меня будет другая собака, я назову ее Бигуди... Но у меня никогда не будет другой собаки, - прибавила она решительно. - Когда Феллоу состарится, я отравлю его. И никем не заменю.

Молодой человек улыбнулся, не поворачивая головы.

- У вас хватило бы мужества отравить Феллоу?

- Да, - сказала она. - Но только тогда, когда он станет совсем старым и больным.

Он окинул ее беглым взглядом. Ему припомнились странные слухи, которые распространились после смерти старика Гупийо. Иногда он думал об этом. Чаще всего - чтобы посмеяться. Но порою Анна его пугала. "Она способна на все, думал он. - На все, даже на то, чтобы отравить мужа, ставшего совсем старым и больным..."

Он спросил:

- Можно узнать - чем? Стрихнином? Цианистым кали?

- Нет... Каким-нибудь производным барбитуровой кислоты... Лучше всего дидиаллил. Но он включен в таблицу Б, для него нужен рецепт... Мы удовольствуемся простым диаллилом! Не правда ли, Феллоу?

Антуан засмеялся несколько неестественно:

- Не так-то легко найти правильную дозу!.. На один-два грамма больше или меньше - и неудача...

- Один-два грамма? Для собачонки, которая на весит и трех кило? Вы в этом ничего не смыслите, доктор!.. - Она произвела краткий подсчет в уме и спокойно заявила: - Нет, для Феллоу будет вполне достаточно двадцати пяти сантиграммов диаллила, самое большее - двадцати восьми...

Она замолчала. Он тоже. Может быть, они думали об одном и том же? Нет, так как она прошептала:

- Я никогда никем не заменю Феллоу... Никогда... Тебя это удивляет? Она снова прижалась к нему. - Я ведь могу быть верной, Тони, знаешь... Очень верной...

Машина замедлила ход, повернула и переехала через железнодорожное полотно.

Анна, глядя на дорогу, рассеянно улыбалась.

- В сущности, Тони, я родилась для того, чтобы посвятить себя великой единственной любви... Не моя вина, что мне пришлось жить, как я жила... Но, во всяком случае, - произнесла она с силой, - могу сказать одно: я никогда не опускалась... (Она говорила искренне, совсем забыв о Делорме.) И я ни о чем не жалею.

С минуту она молчала, прижавшись виском к плечу Антуана и смотря на потемневший подлесок, на тучи пляшущей мошкары, которые на ходу разрезала машина.

- Странно, - продолжала она. - Чем я счастливее, тем чувствую себя добрее... Бывают дни, когда мне так хочется принести себя в жертву чему-нибудь, кому-нибудь!

Он был поражен тоской, звучавшей в ее голосе. Он знал, что она говорит искренне, что роскошь, которая окружала ее, положение в свете - все, достигнутое в результате пятнадцати лет расчетов и ловкого маневрирования, не дали ей ни успокоения, ни счастья.

Она вздохнула:

- Ты знаешь, с будущей зимы я решила начать новую жизнь... серьезную... полезную... Надо мне помочь, Тони. Обещаешь?

Это был план, о котором она очень часто заговаривала. Впрочем, Антуан считал ее вполне способной изменить свою жизнь. Наряду с пороками она обладала большими достоинствами, была наделена довольно живым практическим умом, стойкостью, способной выдержать любые испытания. Но для того, чтобы она преуспела и не сбивалась с пути, нужно было, чтобы при ней постоянно находился кто-нибудь, кто мог бы руководить ею и обезвреживать ее недостатки; кто-нибудь вроде него. Этой зимой он имел возможность познать меру своего влияния на нее, когда решил во что бы то ни стало заставить ее отказаться от морфия: он добился того, что она согласилась проделать в течение восьми недель курс очень тягостного лечения в одной сен-жерменской клинике, откуда вернулась совершенно разбитой, но радикально излеченной, и с тех пор уже не делала себе уколов. Нет сомнения, что он смог бы, если бы захотел, направить на какое-нибудь серьезное дело эту неиспользованную энергию. Стоит ему пальцем шевельнуть - и все будущее Анны может измениться... И, однако, он твердо решил не шевелить пальцем. Он слишком хорошо представлял себе, какие новые всепоглощающие заботы навалило бы на него подобное "спасение". Всякий жест обязывает, особенно - благородный жест... А ему надо было вести свою собственную жизнь, оберегать свою свободу. На этот счет он был непоколебим. Но всякий раз, размышляя об этом, он проникался волнением и грустью: ему казалось, что он как будто отворачивает голову, чтобы не видеть, как тянется к нему из воды рука утопающей...