Борис Шахов - Черная шаль с красными цветами

- Ты куда же, сынок?- спросила мать.

- Надо по делу,- резко бросил Пантелеймон и ушел. Выражение лица у матери было недовольное, почти брезгливое.

- Если вы по такому поводу, Петровна, то сразу скажу - в нашем доме только зря время потеряете. Такой товар у нас не продается. Ульяна нам пока не в тягость. Пока она для нас и радость и помощь.

Так сказала Дарья, сказала-отрезала и ушла к печке, считая разговор законченным. Бабушка помедлила, видно слегка ошарашенная таким резким отказом. Потом сказала мягко:

- Дарьюшка, золотце, да ведь все правда, что говоришь, все правда, кому ж такая помощница помешать может? Да ведь и то правда, что нельзя такой товар доводить до того, чтоб он лишним стал. Ой, нельзя. Добрый товар не передерживают, сама знаешь. Коли передержать, ему и цена иная будет. И пусть бог побережет вас от этого. А нонче, слава богу, светится ваша Ульянушка, как красно солнышко. Ей ли не самого пригожего выбрать…

Так продолжала бабушка свою сватовскую линию. - А ты не хлопочи об этом, Петровна,- уже с нескрываемым раздражением отозвалась Дарья.- Это уж наша забота, а в случае чего и убытки наши…

Во какая непримиримая! Хоть бы лицо подняла, пока говорила.

- Может наш Федор вам не но сердцу? Так вы его, поди, и не знаете… А я вам истинную правду скажу: человек он с большим и добрым сердцем, наш Федюшко. Не для похвальбы говорю, а как оно есть, взаправду. Да на любой работе и на охоте он ловок да удал. За ним Ульянушка как за каменной стеной будет.

- Боже нас упаси худое слово про вашего Федора сказать, - подняла-таки голову Дарья.- Ничего худого сказать не можем. Мы к Федору Михайловичу со всем уважением. Но Ульяну из дому никуда пока не отпустим. Всего-то семнадцать ей, пусть еще покрасуется, у отца-матери поживет.

- Восемнадцать скоро… через месяц,- подала вдруг голос Ульяна.

- А ты помолчи,- сердито цыкнула на нее Дарья.- Тебя еще не спрашивают… Подойник возьми да займись делом, корова до сих пор не доена. Торчишь тут… Ульяна выскочила из избы. А Дарья накинулась на мужа:

- А ты чего?! Воды в рот набрал? Или дочь надоела, избавиться норовишь?

- Дык… говорено уж, чего еще без нужды болтать. Ульяна наша не вековуха какая, чтобы за три реки отдавать. Не обессудьте, прошу,-сказал наконец свое слово Иван Васильевич.

Бабушка недовольно поджала губы, медленно подняла шаль с плеч на голову.

- Ну что ж… насильно, как говорится… Пойдем, дитятко, отсюда. Ежели нас не уважают… мы и сами можем…

Бабушка встала и, не глядя ни на кого больше, пошла к дверям.

Федор сказал ей вслед:

- Ты, бабушка, иди, а я два слова Ивану Васильевичу скажу, с глазу на глаз.

Бабушка обернулась к Федору. Голос ее стал твердым, даже удивительно, как может перемениться человек за одну минуту:

- Ежели есть что сказать - скажи, конечно. Да только не унижайся, Федюшко. Мы свататься пришли, это да, но мы не нищие какие…- Бабушка еще что-то хотела добавить, но сдержалась и вышла из избы.

Здесь для русского читателя надо сказать, что бабушка очень складно предупредила Федора, потому что по-коми тот, кто сватается, называется корасьысь. А нищий будет - просто корысь. Тут у бабушки получилась не случайная игра слов: корасьысь и корысь. Сватающийся, конечно, тоже просящий милости. Но не нищий!

В избе повисла на некоторое время настороженная тишина. И в этот момент вошла Ульяна. Федор даже обрадовался, что она вошла: пусть слышит, что он скажет ее отцу. И он сказал:

- Иван Васильевич и Дарья Трофимовна. Я целый год ждал этого часа. Как я закончу службу, как сюда приеду, как попрошу руки вашей Ульяны… Вот, и при ней скажу вам честно, от всей души. Люблю я Ульяну. Целый год сердце маялось. И, кроме Ульяны, никто мне больше не мил и не нужен. Да и ей я вроде небезразличен, знаю…

- Больно речист ты, уж до того гладко баешь… Оно конечно, взрослый мужик уже, неразумную девушку можешь обвести вокруг пальца,- перебила раздраженно Дарья Трофимовна.

- Никто меня не обманывал,- отозвалась Ульяна.- Я сама люблю Федора… вот. И ждала… только его и ждала. И кроме него, все равно ни за кого не пойду!- и заплакала.

- Молчи, говорят тебе, помолчи,- снова цыкнула Дарья на дочку.- Спрашивают тебя? Сегодня нету еще твоей воли, ты пока что сама не соображаешь, чего хочешь и кто тебе надобен. А ты, мил человек,- Дарья поклонилась Федору,- не досаждай нам больше, Христом-богом тебя прошу. Оставь ты нас и Ульяну не тревожь. Ты же годов на десять, поди, старше! Должен же понимать… не пара она тебе. И это наше последнее слово, Федор Михайлович. Ты вот без родительского благословения решил жить. А наша Ульяна не будет этак…