Алексей Резник: Черная Шаль. Книга 2

© Прокопец В. Д., 2015

Постоянно увеличиваемая скорость полета и влажный вечерний воздух несколько ослабили боль, причиняемую ожогами, оставленными лучами солнца. Стрэнгу ещё повезло с большой дождевой тучей, кстати загородившей собою жгучее и сухое зарево заката.

Поднявшийся примерно на высоту семисот метров, он мягко влетел в пропитанный дождевой водой мрак тучи. Влажность, прохлада и полная темнота свели боль почти на «нет» и стрэнг заметно снизил скорость, по инерции пробуравив водянистые внутренности тучи на несколько десятков метров вертикальным штопорообразным полетом, он вскоре замер в состоянии свободного парения, наслаждаясь обступившей его со всех сторон абсолютной тишиною и чернильной непроглядной тьмой. Пока ничего не зная о кратковременности существования дождевых туч, стрэнг преждевременно решил, что ему удалось найти в этом незнакомом мире новое надежное убежище, взамен старого, переставшего быть надёжным.

Возбуждение, связанное с ощущением близкой смертельной опасности, постепенно ослабевало. К стрэнгу возвращались хладнокровие, способность аналитически мыслить и делать сложные выводы, позволяющие с математической точностью рассчитывать безошибочность в своих дальнейших действиях. А действий, ранее принципиально чуждых стрэнгу, теперь в очень скором времени предстояло совершить в достаточно большом количестве.

Под чёрной дождевой тучей, под еще более чёрными крыльями стрэнга, раскинулся наш город, беззащитный в своем неведении относительно нависшей над ним угрозы. Удивительно устроенный мозг стрэнга, не по-человечески совершенный и функционировавший в парадоксальном режиме, лихорадочно чертил бирюзовыми штрихами и пунктирами план города на холодно мерцающем сиреневом фоне. Смарагдовыми крестиками могучий, пугающий и странный интеллект стрэнга отмечал места в первую очередь нуждавшиеся в его незваных визитах. Один из роковых крестиков полностью совпал с месторасположением реанимационной палаты городской больницы номер один, где без сознания лежала опутанная проводами капельниц моя жена.

И стрэнг почему-то пребывал в уверенности, что успеет побывать во всех местах, отмеченных смарагдовыми крестиками почти одновременно. Его распирали новые, впервые возникшие за несколько сот лет жизни, ощущения – тёплые, сильные и восторженные. Город представлялся ему тем самым священным и желанным, столь долго трепетно ожидаемым Нетленным Лесом, среди чьёго таинственного сумрака, вечно свежей и сочной листвы, пряно пахнувших цветов и никогда не терявших сладкого аромата плодов, стрэнгу целую вечность предстояло баюкать и восстанавливать для следующего воплощения бессмертную душу Хозяина.

Но, увы, увы и еще раз увы! Бесконечно жестоко и безнадёжно непоправимо ошибался стрэнг в своём дальнейшем предназначении. Жадность четырех цыган и дальнейшее фатальное стечение обстоятельств вывернули наизнанку сущность стрэнга, превратив его из хранителя и целителя душ в кровожадного, беспощадного и ненасытного убийцу, в ночной кошмар, в ужас «летящий на крыльях ночи». Собственно, всё ещё только начиналось – Чёрная Шаль делала лишь первую попытку заглянуть в окна всех городских квартир сразу и внушить пока ещё слабый отголосок того неосознанного, невольного, совсем непонятного, но леденящего кровь страха, который уже через несколько дней вполне мог бы сделаться постоянным ингридиентом в коктейле и без того сложного психологического состояния горожан.

Стрэнг чувствовал, как по его телу, созданному для вечного полёта, волна за волной стала пробегать неясная сладкая истома, заставлявшая непроизвольно сокращаться мышечные ткани и настороженно вибрировать ворсинки-рецепторы. Изображение бирюзово-смарагдовой карты-схемы города увеличилось, словно в мозговом центре стрэнга сдвинулся фокус объектива невероятно мощного телескопа. И вместо схематичных линий, штрихов и крестиков перед ним медленно поплыла панорама лиц людей, снятых крупным планом, – мужчин и женщин, стариков и детей, спящих и бодрствующих, больных и здоровых, весёлых и печальных.

Самое любопытное, что вместе с лицами людей, в памяти стрэнга навсегда фиксировались их городские адреса. Спавшие чувствовали на себе пристальный взгляд стрэнга во сне и тяжело беспокойно вздрагивали, а не спавшие тоже вздрагивали и в недоумении, что их могло испугать, внимательно вглядывались в ночную темноту за окном.