Борис Шахов - Черная шаль с красными цветами

Парни ушли.

- Я за прялкой сбегаю,- заспешила Анна.

- Вязанье мое прихвати,- попросила Ульяна.

Они стояли вдвоем, рядышком, и молчали. Уля склонила голову и носочком валенка колупала снег. А Федор смотрел и ждал, когда она поднимет голову да взглянет на него. Он понял уже, понял, что не будет теперь ему покоя, нет, не будет. Вот эта Ульяна и не даст ни днем, ни ночью. Ульяна - а не Саня из Переволока, которая так нравилась ему до службы на флоте.

Саня из Переволока… Встречались они редко, но Саня всегда была ему рада. И родители радовались, уже за родственника считали, только и оставалось подождать, когда невеста подрастет да и отпируют свадьбу. До службы со свадьбой не успели, но восемнадцатилетняя Саня провожала Федора уже на правах невесты. Они ни разу не поцеловались даже, не прижались друг к другу - так уж вышло. Федор Сане и подарок купил, когда ходили в Финляндию,- опять же Володя Борщевский надоумил.

Купил красивую черную шаль с широкими красными цветами и длинной бахромой… Думал, на побывке устроить помолвку и подарить Сане. А может, и свадьбу сыграть, если все хорошо получится. Если, конечно, родители против не будут. Отец-то сейчас как раз в лесу на охоте. Но и то сказать, ведь он, Федор, снова уедет на корабль, и как дальше сложится - бог весть…

Так он думал до вчерашнего дня. А как увидел Ульяну - так и отступила Саня куда-то далеко-далеко, отсюдова и не видать. Выходит, не в самом сердце она была, Саня-Санюшка, а где-то около… Что ж теперь делать? Да и Ульяна…

- Уля, сколько тебе лет?- вдруг громко спросил Федор, она даже вздрогнула от неожиданности.

- Мне? В Рождество уже семнадцать исполнится. «Вот,- подумал про себя Федор,- ей еще и семнадцати нету, а я тут думаю всякое… Мне обратно на войну ехать, а когда вернусь? Через год? через два? Да за это время Уля такою красавицей станет… отбою от женихов не будет».

- А что ты меня про годы спросил?- Головы Ульяна не подняла, понимала, конечно, о чем Федор думал.

- Так…

- Нет, не так ты спросил. Ты скажи, Федя.

- Скажу, Уля, Когда обратно поеду, с побывки, непременно скажу. Если, конечно, ты не забудешь и снова попросишь.

- Не забуду. Буду ждать и опять спрошу,- чуть слышно сказала Ульяна.

Назавтра утром Петр и Федор выехали раненько в легких пошевнях. Сена и овса взяли вдосталь, так что до верхнего Эжвинского волока пришлось им сидеть наверху, свесив ноги по бокам возка. На первой остановке покормили лошадь и ноги подняли в сани, а после отдыха в следующей деревне они поехали уже по-барски, упираясь спинами в задник саней. Федора не оставляли мысли об Ульяне. Только о ней и думалось. Мерзлая земля успела прикрыться снежным пуховичком толщиной в пять вершков. Лошадь рысила резво, санки словно сами гнались за лошадью. Лишь на подъезде к Переволоку мысли Федора приняли другое направление. Предстояла встреча с Саней, Александрой. Она считалась его невестой. Что-то надо было и ей сказать, чтобы и по правде, и чтоб не обидеть. Она-то ни в чем не повинна.

А как сказать - и правду, и не обидно? Как это можно не обидеть невесту?.. Аж нехорошо стало Федору от предстоящего объяснения. Он прикрыл глаза и крепко сжал веки. Нет, врать он не станет - скажет все как есть, пусть не ждет его больше. Сложится у него с Ульяной, или не сложится - бог весть, война идет… Сегодня, может, еще и живой, а завтра - прости-прощай… Так что хитрить не с руки. Так и скажет Сане: обнадеживать я не стану. Да и другое я понял, Саня,- мила ты мне, мила, а любви нету. И, значит, за себя поручиться я не могу. Вдруг да выпадет мне судьба навроде той же Ульяны? Понесет меня тогда… как лист осенний, и только горя тебе принесу, слез ненужных.

Ладно, открыл глаза Федор. Встретимся и поговорим по-хорошему, с глазу на глаз. Может, не столь она по мне убивается, девка в самой поре, может, и она ожиданием томится. Да и то сказать: сколько ж можно? Война не война, а существо себя сказывает, душа требует… Да. И Федор плотнее завернулся в овчинный тулуп.

- Я, Петя, подремлю маленько.

- А поспи, поспи, эва в какую рань вскочили,- совсем по-взрослому ответствовал Петя и стеганул вожжами по бокам лошади. Та фыркнула и прибавила ходу. В Переволок припозднились, но жители еще не спали, еле заметным светом брезжили окна обеих изб. Федор попросил остановить подле избы Василь Дмитрича.

- Пусть-ка Воронко поотдохнет,- сказал он,- верст восемьдесят отмахали и еще тридцать до дому скрипеть. Бери, Петя, малицу, тем временем и сами покемарим.