— Может быть, в этом не было необходимости, — улыбаясь, заметил Бен. — Возможно, ваши хозяева знают, что вы напишете именно то, что им нужно.
— Послушайте, — сказала Долорес. — Мы же все здесь друзья.
— Когда мне говорят такую чепуху, меня начинает тошнить! — воскликнул Лэнг. — Я слышу ее всю жизнь, мне ее повторяли даже тогда, когда я начинал работать в «Пост Интеллидженсер». Я не питаю симпатий к Херсту, но справедливости ради должен отметить, что и он никогда не говорил мне, как я должен писать… Да и вообще любой человек в США может свободно выразить в печати свое мнение — пусть даже самое нелепое.
— Мне это напоминает знаменитую шутку Анатоля Франса, — заметил Бен. — Вы знаете, когда он…
— Конечно, конечно, — перебил Лэнг. — О тех, кто спит под мостами. Знаю. Но Франс был сентиментальным социалистом с замашками миллионера.
— Так вот, перефразируя Франса, — усмехаясь, продолжал Бен, — его величество закон одинаково разрешает как богачу, так и бедняку выпускать свою газету при условии, что каждый из них обладает шестью миллионами долларов.
— Ха-ха, очень смешно, — иронически заметил Клем. Затем, внезапно став очень серьезным, он сказал: — Ты мне лучше вот на какой вопрос ответь, Анатоль Франс: твоя газета когда-нибудь запрещала тебе писать правду?
— Да. Два года назад.
— Он рассказывал нам об этом вчера, — пояснил Лэнг. — Ты прослушал.
— Мне-то он ничего не рассказывал.
— Ему поручили освещать забастовку моряков, но потом Фергюсон отнял у него это задание.
— Правда? Почему?
— Должно быть, потому, что я проявил симпатии к бастующим, — улыбнулся Блау. — Тогда редакция поручила беспринципному писаке Зэву написать серию статей. Я долго вертелся в редакции: все надеялся взглянуть на него, но он так и не появился.
— А что бы вы сделали? — спросила Долорес. — Убили его?
— Возможно.
Иллимен вытащил из-под стола бутылку виски и налил понемногу каждому в стакан.
— Постой, постой, — проговорил он. — Ты сейчас признался кое в чем. Тебя уличили в симпатиях?
— Да, — ответил Бен.
— Так чего же ты еще ожидал? — заявил Лэнг. — Ведь предполагается, что ты не должен проявлять своих симпатий, даже если они у тебя и есть.
— А разве у тебя нет определенных симпатий?
— Ну, ты вчера уже сказал, как это выглядит, — засмеялся Лэнг, — с волками жить — по-волчьи выть. Когда я разговаривал с судовладельцами, я был на их стороне; будучи у забастовщиков, я…
— Вот это объективность! — заметила Долорес, сохраняя серьезное выражение лица. Зэв ущипнул ее так сильно, что она вскрикнула. На них начали оглядываться, и они, чтобы скрыть смущение, принялись хохотать.
— Так где же здесь объективность? — спросил Бен. — Можешь не отвечать. Ты уже сказал мне вчера. Ты признал, что в том случае дело обстояло иначе.
— Послушайте, — вмешался Иллимен. — Но это же все очень просто. Вы пишете правду, ничего не опасаясь и ни перед кем не заискивая. Вот что вы делаете. Я не сомневаюсь, что каждый из нас пишет правду так, как он ее видит. — Он повернулся к Лэнгу. — Верно?
— Конечно, — ответил тот.
— Тогда почему мне не разрешили писать правду о забастовке моряков?
— А откуда ты знаешь, что писал правду? — спросил Клем, яростно царапая подбородок.
— Фу ты, черт побери! — воскликнул Бен, теряя на миг самообладание. — Как же мне не знать? В 1928 году я служил матросом и отлично помню, сколько мне платили и как я жил. Условия были такими же отвратительными, как и в 1936 году. Свои корреспонденции я писал на основе фактов, точно излагая то, что рассказывали мне бастующие о своей жизни и работе. Все это можно было проверить. Но факты не требовались «Глобу» не только потому, что судовладельцы помещают в газете свои рекламные объявления и прекрасно оплачивают их, но и потому, что «Глоб» вообще занимает антипрофсоюзную позицию.
Наступило короткое молчание. Затем Долорес тихо заметила:
— Ответьте на это, Зэв. Отвечайте Бену.
— Пойдемте ко мне в комнату, — предложил Лэнг, — поедим чего-нибудь.
— Нет уж, идемте ко мне, — возразил Клем. — У меня продуктов больше, чем у тебя.
Всей группой они поднялись по лестнице (лифт не работал). У себя в комнате Клем вытащил бутылку виски и целый набор консервированных французских колбас, паштет из печенки, голландское масло, хлеб и итальянские сардины в томатном соусе.
— Фашистские сардины не для меня, — заявил Бен.
— Вот вам, пожалуйста! — воскликнул Клем. — Он же фанатик и предубежден даже против итальянских сардин!
Читать дальше