Луи Арагон: Шекспир в меблирашках

Необходимо объяснить, что у меня сложилась привычка хранить свою любовную переписку в переводах ФрансуаВиктора Гюго, чтоб коридорный не заглядывал в нее, убирая комнату. И раскладывал я не по женщинам, а по сюжетам: например, сцены ревности-в "Отелло", просьбы о деньгах-и такое случается-в "Венецианского купца", в полном соответствии с содержанием. В те времена мне нравились главным образом дамы в соку... Как раз в "Макбете" было заложено письмо, компрометировавшее одну из них, которая... ну, это ее дело, не буду рассказывать, иначе у вас сложится обо мне превратное представление. Мне приходилось менять своих подружек, поскольку через месяц или два, а то и меньше они находили, что с них хватит. Я не из тех, кто цепляется, не травиться же мне из-за них вероналом. Я думаю, папа, в сущности... может, и с ним происходило то же самое, раз уж мы так похожи, вот почему когда он рассказывает, то выглядит донжуаном. Пожалуй, я мог бы держать у себя сочинения Мольера, и места они заняли бы меньше... но, во-первых. Шекспир оказался у меня без всякой задней мысли, а, во-вторых, письма, если их засунуть в двухтомник, слишком бросались бы в глаза. После мадам Симпсон я напал на гораздо более юную девушку: она училась на фармацевтическом и разыгрывала великую любовь ко мне, я называл ее Офелией, поэтому она закалывала цветы себе в волосы, а я совал ее письма в "Гамлета". Ладно. Не прошло и трех недель с тех пор, как все это началось, и вдруг она говорит мне с каким-то разочарованным видом: "Какие у тебя маленькие руки". Прежде всего, это ложь, у меня руки как руки, ничего особенного. И потом, как предлог это, по-моему, недостаточно. Спустя некоторое время я встретил ее в "Пам-Пам" у Оперы с молодчиком, похожим на мясника, она обернулась и подмигнула мне, указывая на него, словно хотела сказать: "Ну, понял?" Да уж, у этого были лапищи так лапищи.

Кажется, он крупный писатель, издается у Жюльяра. Итак, серия продолжалась... не буду описывать вам все детали, тем более что вскоре появилась эта Ивонн.

Я эмигрировал в VII округ, к военным'[' Вокруг Марсова поля, в VII округе Парижа, многие улицы названы в честь ичвестных военачальников]. Снимать понедельно было дороговато, а мои карманные деньги, сами понимаете, того... Странное дело. папа вовсе не скупердяи, ну. может, немного, так сказать, прижимист, но как бы для профилактики, понимаете, у него свои представления в этой области: не следует.

мол, давать молодым людям слишком много, а не то они привыкнут, ну, вроде как не надо зимой слишком кутаться, надо закаляться. Нужда, говорил папаша, жизни учит. Но порой он смягчался, в особенности когда я говорил ему, что у меня деньги текут как песок сквозь пальцы, так что привыкнуть я все рав но не успею. Он же почти решился выложить мне моЕ"ету на "веспу", и я тратил большую часть времени, свободного от лекций, на то, чтоб листать всякие там каталоги и сравнивать проспекты. И вот. пока я был погружен в это заня7ие. Ивонн бесцеремонно открыла "Виндзорских кумушек" и обнаружила достаточно красноречивое письмо мадам Симпсон. которое не было датировано, и она пристала ко мне в ярости, что ;"то еще за Клотильда. Пришлось рассказать ей о мадам Симпсон, чтоб она успокоилась, но она так мне и не поверила, хотя я честью поклялся, что не наставлял рога дядюшке английской королевы.

О чем это я? Ах да. тут как раз газеты-поскольку морской змей уже поднадоел-напустились на молодежь, и тебе то, и тебе другое, пьянки, сексуальная распущенность, аморалка, игорные автоматы, стриптиз, всего не упомнишь, короче, они настолько запудрили всем мозги, что на ребят пятнадцати-шестнадцати лет стали косо смотреть на улице, пошли разговоры о "черных куртках", о том, что два или три парня якобы резали девчонок на куски, а виноваты во всем родители, поскольку дают ребятам слишком много денег; взяли интервью у одной-двух матерей, а те несли такое, что просто уши вянут, и это стало общим местом.

Вот папа и написал мне, чтобы я подтянул ремень потуже и не рассчитывал на "весну", а не то потом, когда меня гильотинируют, на него всех собак станут вешать. Я в себя не мог прийти от изумления, что умный человек клюнул на такой крючок, и имел неосторожность показать письмо Ивонн. Не прошло и сорока восьми часов, как она сумела отыскать себе пижона с "весной", и они с таким тарахтеньем носились вдвоем взад-вперед между улицей Сезара Франка и площадью Камбронна. что мне опротивел этот квартал, и я нашел себе халупу подальше, в XV округе.

Поскольку я был один. я открыл Шекспира и напал на "Короля Лира"; если хотите знать, мне здорово пришлись по душе девочки этого старого зануды. Я тоже обдумывал, как поступить, если закалки ради старик срежет мне субсидии. Пока что я послал письмо в "Франс-суар", где отлаял фрайера, который специализировался на детской преступности. Хорошо проработанное письмо с несколькими цитатами из Шекспира, чтоб сделать вид, будто я делаю вид: ну а Генрих V в первой части, а Фальстаф и вся их шайка-лейка, это кто, по-вашему, "черные куртки", хулиганье или нет? И вот, вообразите, они это опубликовали, и посыпались письма. Мое письмо наводило молодежь на разные мысли, один даже написал: "А мой Король Лир...", и, хотя кое-кому не понравился мои рискованный каламбур (toupie or not toupie '[' Пародируется цитата из "Гамлета" Шекспира: "То be or not to be"