Рубаи Хайям - Сказание об Омаре Хайяме

Ученый и рта не успел открыть, как его властно остановил султан.

-- Не торопись с ответом, -- сказал он. -- Я знаю, что ты сейчас далеко отсюда в своих мыслях, Я вижу то, что вижу. Я не сидел бы на этом троне, если бы не разбирался в вещах сравнительно несложных. Я полагаю, что тебе не стоит отпираться, если все видно и понятно даже постороннему наблюдателю.

Омар Хайям посмотрел на визиря, словно бы ища у него поддержки. И снова встретился со взглядом его величества. "Неужели ты должен придумывать свой ответ?" -- как бы вопрошал султан.

Омар эбнэ Ибрахим сказал:

-- У меня нет мыслей, которые мог бы утаить от твоего величества. Сердце мое открыто для тебя, как бывает открыта дверь богобоязненного человека, поджидающего добрых гостей. Я действительно был далеко отсюда. Я был далеко именно потому, что находился очень близко.

Левая бровь султана вопросительно приподнялась:

-- Как это понимать, уважаемый Омар? -- Его величество повернулся к своему визирю. -- Разве "далеко" и "близко" понятия совместимые?

Низам ал-Мулк ничего не сказал, ибо вопрос не был прямо обращен к нему.

-- Я скажу, -- ответил Омар Хайям. -- Сидя на этом месте, слушая музыку и любуясь танцами, то есть всем своим естеством пребывая в этом зале, возле твоего величества, я думал -- причем невольно -- совсем о другом. И это другое я бы определил словом "далеко".

-- Мне нравится ход твоего рассуждения, -- сказал султан. И главный визирь кивнул. -- Но надо ли понимать твои слова в том смысле, что тебе скучно здесь?

-- Отнюдь, -- сказал Омар Хайям,

-- В таком случае поясни свою мысль

-- Твое величество, я это сделаю весьма охотно. И если выразить ее в двух словах, то вместил бы в два противоположных понятия: "жизнь и смерть".

Его величество удивился.

-- Как, ты думаешь за столом о смерти? -- сказал он.

Омар Хайям опустил голову в знак согласия.

-- Так, -- продолжал его величество, все больше любопытствуя. -- Что же напоминает тебе о смерти? Неужели здесь, в этом зале, есть предмет, который навевает столь мрачную мысль? Укажи на него -- и я распоряжусь убрать его!

-- Бесполезно, -- проговорил ученый.

-- Что бесполезно?

-- Убирать этот предмет,

-- Почему ?

-- Это невозможно...

Его величество подбоченился. Прошелся внимательным взглядом по стенам, потолку, полу, окнам с причудливыми решетками и дверям, которые инкрустированы костью и красной медью.

-- Я не вижу ничего невозможного...

Одно слово Омара эбнэ Ибрахима, и, казалось, любая вещь вылетела бы отсюда в мгновение ока.

-- Его величество ждет, -- напомнил ученому главный визирь.

-- Это невозможно по одной причине, -- сказал Омар Хайям. -Предмет, который сию минуту навевает мысль о смерти, -- это жизнь.

-- Как?! -- воскликнул удивленный султан.

-- Жизнь, -- повторил Омар.

-- Эта жизнь? -- Его величество широким жестом обвел рукою зал.

-- В данном случае эта, А в общем, любая жизнь в любой ее форме.

Султан скрестил руки на груди. На кончике языка его вертелся один вопрос. Его величество только соображал, кому его задать: ученому или визирю? И остановил свой выбор на последнем:

-- Как это понимать?

Главный визирь сказал, что, как утверждают ученые, еще Платон доказывал, что жить -- это умирать. То есть смерть есть следствие жизни. Не будь жизни, не было бы и смерти.

-- Это ясно, -- вздохнул султан, которого вдруг заставили думать о смерти в этот прекрасный вечер, Стало быть, уважаемый Омар, наблюдая жизнь в любой ее форме, невольно думает о конце ее. Иначе говоря, о смерти. Это объяснение верно? -- спросил султан ученого.

-- Совершенно. -- сказал Омар.

Его величество отпил глоток вина.

-- Значит, -- как бы размышляя, сказал султан, наша сегодняшняя беседа, наша скромная трапеза, музыка и танцы наводят на мысль о смерти? Чьей же? -- И он глянул на ученого исподлобья. Эдак недоверчиво, эдак подчеркнуто вопросительно...

Омар ответил:

-- Речь идет о некой субстанции, которая может выразить и жизнь и смерть. Как если бы из одной вытекала другая.

Его величество признался:

-- Слишком тонкая философия. Нельзя ли ее высказать применительно к этому? -- И его величество указал рукою на стол, на пол, на потолок, на музыкантов.

Молодой ученый кивнул. И начал с того, что поставленный в такой форме вопрос скорее приведет к поэзии, нежели к философии.

-- И это хорошо! -- обрадовался султан.

-- Это сильно затруднит дело, -- сказал ученый.

-- Почему же?

-- Очень просто, твое величество. Философия отвечает на сложный вопрос умозрительным заключением. Философия без труда примиряет эти два понятия -- жизнь и смерть, между тем, как поэзия никогда не приемлет смерти. А почему? Я отвечу: потому что это слишком жестоко, а все, что жестоко, не может быть принято, одобрено поэзией в любой форме. Поэзия есть течение мыслей, рожденных в сердце. А сердце никогда не примирится со смертью.