Мор Йокаи - Венгерский набоб

- В приветственной речи неприятное почудилось кое-что, - хотел было слукавить Рудольф, но тут же был изобличен.

- Нет, дружок, не выйдет, меня не проведешь. Ты - и врать? С этим честным, откровенным лицом - лгать? С этими ясными глазами?.. Лгать мне, которая душой тебе предалась? Нет, это невозможно, ты должен сказать мне правду.

Рудольф помрачнел, задумался, но потом повторил все-таки:

- Не будем сегодня об этом говорить.

- Почему?

- Долго очень.

- Ах, Рудольф баиньки хочет! Боится, что долго рассказывать, бедненький. Спокойной ночи тогда, милый Рудольф. Уж ежели спать идете, пришлите мою девушку сюда.

Рудольф встал и поклонился, сделав вид, будто всерьез собирается уйти.

Теперь, естественно, черед жены был уступить.

- Останься, останься, я шучу, - ластясь к нему, заступила она ему дорогу. - Видишь вот, до сих пор у тебя плохое настроение: даже пошутить нельзя.

- Скорее уж потому ты меня прогоняешь, что я недостаточно серьезен для тебя.

- Вот именно. Будь, пожалуйста, посерьезней; шутить буду я, а не наоборот: спросишь тебя, а ты игривой шуточкой отделываешься. Ну иди, давай в отгадки поиграем. Спорим, отгадаю, что с тобой.

- Посмотрим, - отвечал Рудольф, растягиваясь на оттоманке и кладя голову на колени Флоре, которая стала между тем пальцы загибать.

- Сплетен наслушался?

- Ну, вроде того.

- Про кого?

- Но если я скажу, какие же тогда отгадки? Угадай!

- Про меня?

- Ну, это уж совсем безудержное воображение нужно, - про тебя сплетни сочинять!

Комплимент вознагражден был поцелуем в лоб.

- Но про кого же?

- Ладно, скажу. Не буду тебя мучить. Я пришел, собираясь все рассказать, но не захотел огорчать тебя и только суровому инквизиторскому допросу уступаю, - будь мне сама свидетельницей. Мне не нравится, меня тревожит, что ты с этой Карпати так сдружилась.

- Ах!.. - Флора не знала, что и сказать, от удивления. Чего угодно ожидала она, только не этого. - Вот уж вправду сюрприз! Другие мужья, по крайней мере, к мужчинам только ревнуют; ты первый, кто к женщине свою жену приревновал.

- Видишь, как я люблю тебя! Не люблю - боготворю, преклоняюсь и хочу, чтоб и все, кто только видит, знает тебя, такое же чувство испытывали и помыслить даже дурно о тебе не могли.

- А разве я даю повод для того?

- Ты - нет. Но подле тебя... Карпати эта - женщина с весьма сомнительной репутацией.

- Рудольф. Добрый мой Рудольф. Зачем обижаешь ты бедную эту женщину. Знай ты ее получше, так согласился бы: нет на свете другой, более достойной участия.

- Знаю. И ты ее из участия сердечной дружбой одарила. Тебе и твоему сердцу это делает только честь, но не в глазах света. Свет ее особой далеко не строгих правил почитает.

- Свет несправедлив.

- Но, может, не совсем? В прошлом этой женщины много такого, что подтверждает этот приговор.

- Но в настоящем еще больше, что его опровергает. Характер этой женщины всяческого уважения заслуживает.

Рудольф ласково погладил жену по головке.

- Ты ребенок, дорогая Флора, ты многого не понимаешь и не поймешь никогда. Есть на свете вещи, гнусные, уродливые, о которых ты и представления не имеешь с твоей чистой, невинной душой.

- Ах, не считайте меня такой уж наивной. Я все знаю: знаю, что сестры у Фанни очень дурные, бесхарактерные и что ее самое только вмешательство добродетельных родственников спасло от продажи кому-нибудь и погибели. Знаю, что все это в глазах света - обстоятельства очень щекотливые, но знаю также: пока рука этой женщины в моей, никто ее не осмелится осудить, предать позору. И это мне гордость и удовлетворение доставляет!

- А если она и тебя увлечет за собой?

- Не понимаю.

- Если и о тебе будут говорить, как о ней, - что легкомысленна ты и слабохарактерна?

- Безо всякого повода?

- Не безо всякого. Она живет в окружении ничтожных людей, знакомство с которыми отнюдь не благоприятствует доброй славе женщины. А ты ежедневно в соприкосновение с ними вступаешь из-за графини Карпати!

- Ты говоришь совершенно как барышня Марион!

- Однако это собственное мое мнение: графине Карпати, дружбе с ней ты будешь обязана, что и тебя легкомысленной, слабой, падкой на соблазны женщиной сочтут!

- Меня? Слабой, легкомысленной, падкой на соблазны? - переспросила Флора, явно уязвленная в своем самолюбии. Потом пожала плечами: - Ну, так бог с ними. Пусть лучше я претерплю от света несправедливость, чем от меня хоть единственный человек. Да и что мне свет? Для меня весь свет - это ты. Пускай себе считают меня легкомысленной из-за Карпати, лишь бы ты не считал, а до остальных мне дела нет.