Хаим Граде - Синагога и улица

Мойшеле молчал, потрясенный и напуганный этими мужланами, показывающими ему кулаки. Один из соседей схватил Грасю за плечо и твердо заявил, что, хочет она или нет, но этой ночью она будет спать в его доме. На этот раз Грася была так перепугана, что молчала и позволила себя увести. Соседи снова расползлись по квартирам, во дворе остались Мойшеле и Нехамеле. С минуту он смотрел в окна квартиры слесаря, где тоже уже было темно. Потом повернулся к жене. Нехамеле все еще тряслась от страха и полуночного холода и тихо плакала.

— Теперь тебе хорошо, да? Все тебя жалеют, да? Ну мне и везет! Пойдем уже домой! — проворчал он, и она последовала за ним, полная ужаса, но в то же время обрадованная.

Нехамеле услыхала в его голосе добродушную раздосадованность и желание помириться. Она подумала, что он сам боится продолжать встречи с дочерью слесаря. Понимает, что эта распущенная девица может принести несчастье и ему, и своей семье. И Нехамеле в душе попросила прощения у Бога за то, что до смерти перепугала помешанную Грасю.

Кроме того, что Мойшеле Мунвасу приходилось теперь каждый вечер оставаться дома, он вынужден был еще и слушать, как парни на улице насмехаются над ним и как за стенкой жена садовника болтает со своим мальчиком, который в ее безумной фантазии является к ней в образе птички. Обивщик ничуть не сомневался, что это все выдумки, но хотя его женушка — ядовитая змея, она слишком запугана, чтобы выдумать такое. Он полагал, что, скорее, это выдумала сумасшедшая Грася, а его ведьма только использовала, чтобы он не мог уходить из дома.

— Странное дело. С тех пор как я сижу по вечерам дома, я еще не слыхал ни одного удара в стенку, — тянул себя Мойшеле за закрученные по-разбойничьи усы. — Как ты думаешь, черти испугались арбеканфеса, который я не ношу?

— Не знаю, может быть, Грася сама стучала, — бормотала в ответ мертвенно-бледная Нехамеле. Она едва не сказала: «Я это сделала!» — так сильно была испугана испытующим взглядом мужа. Но в эту самую минуту он отвернулся от нее и с тоской посмотрел на крыльцо Итки. Нехамеле заметила этот взгляд, и это придало ей сил не считаться ни с какой опасностью, лишь бы ее муж не мог больше встречаться с любовницей.

Мойшеле прежде даже не представлял, что у него будет так щемить сердце от невозможности встреч у Иткой. В самом дворе они не осмеливались заговаривать друг с другом и даже обмениваться взглядами. Каждый вечер он смотрел из своего окна, как она приходит домой с таким же свежим и веселым личиком, как в те дни, когда они встречались. Он не мог себе признаться, что боится, как бы она не начала встречаться с кем-то другим. Ему очень не нравилось, что во все дни недели она ходит разодетая, а взбегая на крыльцо, показывает ему затылок со скрученными медными косами, словно желая подразнить его. Эта злючка наверняка думает, что он недотепа, трус, испугавшийся сильных мужчин, сказавших ему не оставлять по ночам жену одну, а иначе они отлупят его до смерти. Похоже, чтобы сделать ему еще больнее, Итка временами возвращалась поздно ночью и, прежде чем войти в свою квартиру, взглядывала на него равнодушно, как на чужого. От обиды Мойшеле смеялся и разговаривал с женой, маячившей за его спиной тихо, как тень.

— Эта дочка слесаря, должно быть, еще тот товарец! Ты только посмотри, как она крутит задом! Кого она хочет этим подразнить, холера? — бурчал он, едва сдерживаясь, чтобы не схватить свою ведьму за тонкую шею, похожую на шейку тощей курицы, черт бы ее подрал! Однако Нехамеле хватало ума не говорить по поводу слесаревой Итки ни единого слова.

Другие обитатели двора тоже не верили в историю про чертей. Даже слесарь реб Хизкия улыбался, слыша эти рассказы про нечистую силу.

— Пока большой праведник не скажет про дом, что в нем пребывают опасные черти, не о чем и беспокоиться, — вынес свой приговор святоша и посоветовал соседям соблюдать законы, изложенные в книге «Шулхан орух». Тогда никакая нечистая сила им не повредит. Одна Грася верила в чертей, хотя раввинша Гинделе очень сердилась на нее и взяла к себе в дом, чтобы ребе разъяснил ей, что нельзя верить в подобную ерунду. Жена садовника рассказала бывшему заскевичскому раввину под большим секретом, что думает по поводу своей соседки через стену:

— Жена обивщика в девичестве долгие годы жила одна, без родителей, без братьев и сестер, вот черт и стал ее женихом и до сих пор приходит по ночам стучать в ее стену, когда обивщика нет дома. Поэтому я боюсь, как бы этот черт не приблудился и ко мне, — и Грася сложила на горле свои холеные длинные пальцы.