Однако реб Йоэл, не уважающий поведения слесаря реб Хизкии, точно так же не уважает и консерватизма реб Шефтла Миклишанского. Через пару дней после праздника Швуэс реб Йоэл увидел, что этот якобы скромный синагогальный староста на самом деле необычайный гордец.
В синагогу перед вечерней молитвой вбежал какой-то обеспокоенный еврейчик, скорбящий по кому-то из близких и потому трижды в день вынужденный оставлять свою лавку и мчаться читать поминальную молитву. За столом, стоящим позади орн-койдеша, реб Йоэл изучал с миньяном евреев книгу «Эйн Яаков». Скорбящий присел на минутку послушать еврейское слово. Увидав, что он очень торопится вернуться к своим делам, дающим ему скудный заработок, аскет на этот раз разобрал на одну главу меньше, чем обычно. После того как святые книги были закрыты, лавочник быстро прочитал «Кадиш де-рабанан» [102] «Раввинский кадиш» ( арам. ) — расширенный вариант кадиша, который читается после изучения священных текстов.
и направился к месту кантора, чтобы вести вечернюю молитву. Тогда перед ним возник разгневанный реб Шефтл Миклишанский.
— Вы разве старше меня? — резко спросил он. — Или, может быть, более сведущи в Торе?
— Я старше? Я более сведущ? — удивленно повторил за ним лавочник. — У меня и в мыслях никогда такого не было, реб Шефтл.
— Наверное, вы жертвуете больше денег, чем я! — издевательски воскликнул Миклишанский. — А может быть, это вы, а не я — главный староста этой синагоги?
— Боже упаси! — затрясся еврей, стоя на месте кантора. — Вы — хозяин собственного дома, а я с трудом могу оплатить съем квартиры. У вас и ваших детей есть скобяной магазин, оптовая торговля, а я продаю в розницу мерку соли, пачку цикория, селедочную голову. Но зачем вы это говорите, реб Шефтл?
— Затем, что вы захватчик! Я завершил изучение трактата «Псахим» [103] Третий трактат раздела «Моэд» в Мишне и в Талмуде.
и хотел сказать «Кадиш де-рабанан», а вы выскочили первым и выхватили у меня «Кадиш де-рабанан». Как сказано, «неуч-выскочка во главе» [104] Трактат «Мегила», 12:2.
.
Реб Шефтл повернулся лицом к востоку, а еврей стоял, онемев, на месте кантора. А все считают реб Шефтла праведным и скромным! Аскет по другую сторону от орн-койдеша тоже слышал, как синагогальный староста ругает лавочника, и пожимал плечами: вот так наброситься на бедняка из-за «Кадиш де-рабанан»? Но не в его обыкновении было читать кому бы то ни было нотации, разве что если он считал, что совершается очень уж большая несправедливость, например, как слесарем реб Хизкией против жены и дочерей. «И чего он добился тем, что поучал слесаря? — думал реб Йоэл. — Ровным счетом ничего!»
Заканчивая читать «Шмоне эсре», реб Йоэл увидел, что ведущий общественную молитву стоит, как на горячих углях, не осмеливаясь прочитать кадиш, потому что синагогальный староста реб Шефтл еще погружен в свою тихую молитву. Однако молящиеся, которые стоят вокруг лавочника, занявшего место кантора, толкают его, чтобы он не тянул — у них нет времени. Тот показывает на старосту, давая понять, что не хочет быть еще раз обруганным. Один из молящихся говорит ему, что, пока реб Шефтл закончит, они все уже будут на улице, и тогда синагогальный староста может кричать, сколько ему угодно. Другой молящийся успокаивает лавочника, что, мол, реб Шефтл никогда не обижается, когда не ждут, чтобы он закончил молитву «Шмоне эсре». Лавочник позволил уговорить себя, но, как только он произнес поминальную молитву и захотел выскочить на улицу, реб Шефтл сделал три шага назад в знак того, что завершил «Шмоне эсре», и загородил ему дорогу.
— Вы видели, что не все еще закончили одиночную молитву. Могли бы подождать.
— Ждал, пока ребе закончит, — показал растерянный лавочник в сторону аскета.
— Ребе? — пренебрежительно засмеялся реб Шефтл Миклишанский. — То, что известно, — известно всем, а что неизвестно — неизвестно никому.
Он хотел этим сказать, что не меньше разбирается в Торе, чем аскет реб Йоэл. Однако лавочник не разбирался в проблемах ученых и со вздохом ответил:
— Беда, беда! Каждый еврей сам себе сын царя, ждите, пока все закончат «Шмоне эсре»…
— Я вам — все? Я для вас — каждый? — вспыхнул от гнева реб Шефтл. — Я на свои деньги отапливаю эту синагогу всю зиму, а вы еще не сделали взносы за прошлый год. Ни за свое место в синагоге, ни за вызовы к чтению Торы.
Лавочник понапрасну зашевелил губами, ища, как бы оправдаться. Но верное слово не нашлось. Какое-то мгновение он растерянно стоял, а потом униженно пошел к двери, злой на себя самого за то, что так растерялся и не нашел нужного ответа. Другие молившиеся, выходя следом, вслух удивлялись: в субботу и в праздник реб Шефтл дает понять кантору, чтобы тот его не ждал, а в будний день набросился из-за этого же на бедного лавочника!
Читать дальше