Он еще не успел совершить обряд отделения субботы от будней, как дверь распахнулась и в дом с шумом вошли трое старост его синагоги.
— Доброй недели, ребе. Об этом нельзя молчать!
Зажгли огонь, евреи расселись вокруг стола, и Меир-Михл Иоффе, синагогальный староста с золотыми зубами, рассказал, что они пришли из битком набитой Городской синагоги. На самом почетном месте стоял реб Мойше-Мордехай вместе со своими приближенными и с богобоязненными иностранцами, а у орн-койдеша немецкий раввин читал проповедь. Он стоял, вытянувшись как струна, и говорил не по-немецки, а на непривычно звучавшем для гродненских евреев каком-то тягучем идише. Наверное, он был родом из Галиции или из венгерских фанатиков. Он низвергал гром и молнии на головы тех верующих евреев, которые отправляются вместе с халуцами строить Эрец-Исроэл. Евреям из нашей ортодоксальной общины «Эдас Йешурун» он сказал, чтобы они не имели дел с реформистскими синагогами, потому что, хотя реформисты тоже верят в Бога, их молитвенники короче, а мужчины сидят в синагогах во время молитвы вместе с женщинами. Это недопустимо, особенно в Гродно, где местный раввин является одновременно вождем мирового еврейства… Буквально так он и сказал: «В Гродно, где раввин является одновременно вождем мирового еврейства, в городе гаона ребе Мойше-Мордехая га-Леви Айзенштата, находятся евреи, желающие строить Эрец-Исроэл вместе с неверующими сионистами. Но из Торы и от пророков мы знаем, что Эрец-Исроэл извергает грешников. И тут проповедник принялся говорить гафтору сегодняшнего раздела Торы: о том, сколько настрадался пророк Ирмеягу от народа, царя и вельмож из-за того, что призывал иерусалимских евреев не сопротивляться вавилонскому царю Навуходоносору, и из-за того, что писал евреям, угнанным в Вавилон, чтобы они строили там дома, сажали виноградники и ждали, пока Бог праотцев вернет их в их страну. За это пророка Ирмеягу избивали, бросали его в тюрьму, плевали на него, называли предателем. „И кто же оказался прав? — воскликнул немецкий раввин и вытянулся еще прямее. — Пророк Ирмеягу или лжепророки?“»
— Именно вас, ребе, подразумевал этот немецкий раввин под словом «лжепророки»! — сказал синагогальный староста Меир-Михл Иоффе, тыкая пальцем в раввина Кенигсберга. — Он наверняка слыхал от приближенных нашего городского раввина, а может быть, и от него самого, что вы постоянно комментируете гафтору в пользу Эрец-Исроэл, вот он и комментировал гафтору против Эрец-Исроэл.
— За исключением этого раввина, все немецкие гости бритые. Говорят, они используют такую мазь, от которой не растут волосы, а это позволено по закону, — откликнулся реб Довид Гандз с длинной седой бородой и с черными застывшими глазами.
Третий синагогальный староста Мойше Мошкович, торговец культовыми принадлежностями и опытный сват, известный в раввинском мире, нетерпеливо махнул рукой:
— Евреи, говорите о деле! Решено, господа! Через неделю в субботу после минхи вы не будете выступать, как всегда, в нашей синагоге. На этот раз вы будете выступать в Городской синагоге. И пусть ваше слово будет острым, как нож. Вы должны им сказать, что заповедь заселения Эрец-Исроэл — это величайшая заповедь Торы и что халуцы, даже нерелигиозные, — это наши родные дети. Это вы должны им сказать. Если даяны и зятьки-сторонники «Агуды», живущие на содержании тестей, скажут хоть слово против, вспыхнет пламя!
— Я всегда говорил, что реб Мойше-Мордехай Айзенштат на самом деле раввин только местной «Агуды», а не всех гродненских евреев, как считается, — медленно, будто у него онемело нёбо, произнес реб Довид Гандз.
— Я говорил это еще до вас! — сказал, как отрубил, низенький Мойше Мошкович. — Вот мое слово: пусть реб Мойше-Мордехай скажет честно и прямо, что он целиком поддерживает «Агуду», тогда он будет раввином гродненской «Агуды», а реб Ури-Цви Кенигсберг, бывший грайпевский раввин, будет раввином «Мизрахи».
— Мы выйдем на священную войну, чтобы вы, ребе, стали гродненским раввином «Мизрахи» точно так же, как реб Мойше-Мордехай — раввин местных сторонников «Агуды», — вмешался в разговор Меир-Михл Йоффе, задыхаясь от потрясения и гнева. — Ох-ох, как может этот немецкий раввинчик вылезти к орн-койдешу Большой синагоги и хулить целый город евреев за то, что они не хотят в ожидании прихода Мессии гнить в гродненском изгнании. А его компания, эти йеке [260] Пренебрежительное наименование немецкого еврея ( идиш ).
, еще и кивали придурковато в знак согласия!
Читать дальше