Хаим Граде - Синагога и улица

— Сначала его сыновья оправдывались, говорили, что не виноваты в этом конфликте. А потом начали угрожать, что если их отца не примут в члены раввинского суда, конфликт разрастется еще больше.

Сидя на краю кровати, Сора-Ривка услыхала шаги мужа и спешно запихнула под подушку фотографию дочери. Она не хотела причинять ему страдания тем, что не выпускает из рук карточку их Блимеле. Когда реб Мойше-Мордехай вошел, Сора-Ривка смотрела на стену напротив себя. Там висел большой портрет ее матери — женщины в тяжелом парике, с длинным лицом, угловатыми скулами и обиженной улыбкой плотно сомкнутых губ. Сора-Ривка вспомнила, что ее отец не захотел позировать для портрета. «Я что, Шивиси [246] Здесь — таблица со священными текстами, висящая в синагоге над местом, на котором стоит кантор, ведущий молитву. В верхней ее части начертаны слава «Представляю Господа пред собой всегда» (Тегилим, 16:8). Отсюда ее название «Шивиси» — «представляю» ( др.-евр. ). , Имя Господа, высеченное на каменных таблицах в синагоге, чтобы живущие постоянно видели меня перед глазами?» Он не захотел оставлять о себе памяти детям. Поэтому у матери, фотографировавшейся без отца, на губах такая обиженная улыбка.

Погруженный в свои мысли реб Мойше-Мордехай говорил сам себе вслух, что сыновья грайпевского раввина все-таки не такие наглецы, как старосты Каменной синагоги. Эти молодые люди долго молчали и заикались, прежде чем высказали то, что велел им отец, использующий заповедь «почитай отца своего».

— А откуда ты знаешь, что этого потребовал от них отец? Может быть, это их мать? Грайпевская раввинша рассчитывала, что, увидев ее сыновей, ты смягчишься, — потухшие глаза Соры-Ривки на минуту ожили.

В течение каких-то мгновений муж смотрел на нее вопросительно. Потом вспомнил, что Гемора учит нас, что хозяйка понимает в гостях больше, чем хозяин. Заложив руки за спину, он крутился по спальне и бормотал, обращаясь к себе самому, что фактически ему все равно, кто послал к нему этих молодых людей. Грайпевский раввин в Гродно чужак. У него нет здесь корней и никаких оснований считать свои требования справедливыми.

Сора-Ривка продолжала смотреть на увеличенную и отретушированную фотографию матери, как будто желая получить от нее ответ.

— Требования грайпевского раввина справедливы. В Гродно живут его дети, а евреи одной из синагог хотят, чтобы он был их законоучителем, — Сора-Ривка отвернулась от портрета матери и улыбнулась мужу. — Кроме того, ты не должен быть против, чтобы не сказали, что ты ему завидуешь, потому что его жена была твоей первой невестой и тебя до сих пор задевает то, что вы разошлись.

Испуганный и разгневанный реб Мойше-Мордехай воскликнул:

— Что ты болтаешь?!

Сора-Ривка рассмеялась каким-то тоскливым смешком. Ее лицо стало еще бледнее. Длинный костлявый подбородок подрагивал.

— Я ведь не говорю, что ты так чувствуешь и думаешь. Я говорю только, что так будут говорить люди в городе, — ненадолго она замолчала, а потом рассмеялась еще печальнее. — Действительно, Мойше-Мордехай, почему ты не женился на дочери старипольского раввина? С ней бы ты был счастливее, чем со мной. С ней у тебя были бы прекрасные дети, два таких красивых сына! Как я слышала, у нее есть и дочь. И ото всех детей у нее есть внуки. Может быть, Бог наказал нас, потому что ты унизил ее, когда она была девушкой.

Из глаз Соры-Ривки потекли большие холодные слезы. Реб Мойше-Мордехай больше не сердился. Он погладил ее по голове и с дрожью в голосе умолял не плакать: почему они оба должны быть наказаны из-за дочери старипольского раввина? Она ведь не осталась одинокой и униженной. У нее есть муж, есть дети, внуки… Сора-Ривка прижалась к теплой бороде мужа и прошептала:

— Ты не должен быть против того, чтобы грайпевский раввин стал даяном.

И реб Мойше-Мордехай пообещал ей, что не будет против. Главное суметь добиться, чтобы и другие даяны не возражали.

Гродненская раввинша Сора-Ривка получила свое имя в честь матери своего предка, старинного праведника реб Александера-Зискинда [247] Раввин Александер-Зискинд из Гродно (умер в 1794 г.) — выдающийся каббалист XVIII в. Считался праведником своего поколения. , автора книги «Йесод ве-шойреш га-авойдо» [248] «Основа и корень служения» ( др.-евр. ). . Автор описывает те святые мысли, которые должны сопровождать еврея во время молитвы, и как надо каждое мгновение мысленно быть готовым к самопожертвованию ради освящения Имени Божьего. Умирая, реб Александер-Зискинд оставил своим детям два завещания, которые называли, соответственно, малым и большим, и еще отдельное завещание для погребального братства. Он строго приказал тем, кто будет заниматься погребением, положить ему на сердце камень, сбросить его мертвое тело с высоты человеческого роста на землю, поднести горящую свечу к его бороде и нож — к горлу, словно казня его всеми четырьмя казнями, к которым в былые времена приговаривал Синедрион. Если он когда-то грешил хоть в мыслях, то пусть это будет для него искуплением на этом свете прежде, чем он предстанет перед горним судом. К тому же реб Александер-Зискинд попросил, чтобы на его могиле установили два надгробных камня — один в головах, а другой в ногах — с надписями на внутренних сторонах, так чтобы они смотрели одна на другую. И чтобы про него не писали, не дай Бог, никаких восхвалений, ничего, кроме того, что он сын реб Мойше, рожденный женщиной по имени Ривка, и что он служил Господу, да будет благословенно Имя Его.