Джойс Кэри - Радость и страх

Особенно его потрясла вопиющая неблагодарность Мэнклоу, когда тот в 1904 году опубликовал цикл очерков, создавших ему славу юмориста: "Лондонские дебри прошлого века".

Написаны они в форме отчетов об экспедициях в джунгли Белгрэвии и Мэйфэра, населенные первобытными племенами. Было там описание племени волосатов, которые по утрам изучают волосатость друг друга, а ночью при луне клянутся друг другу в любви. Вождь их звался Бальфуфу. И было другое племя - троглодиты, те жили каждый в своей ямке и высиживали маленьких зеленых лягушек, приговаривая: "Слышите, как они поют? Как оригинально, какая музыка!", лягушки же со своей стороны целый день квакали: "Наш бог и породитель по имени Зайсордж!"

Пародия меткая, злая. Даже друзьям Сторджа забавно читать о том, как Зайсордж бродил по рощам Хайд-парка, выворачивая носки, и, улыбаясь про себя, повторял: "Я - великий Зайсордж, породитель зеленых лягушек". Забавляет их и злопамятность Мэнклоу - ведь так и не простил Сторджу, что тот полез в редакторы и навязал ему Буля. Бедняга Стордж, говорят они, Мэнклоу вгонит его в гроб. Но он сам виноват. Эта охота на гениев хоть кого выведет из себя.

Стордж неспособен даже притвориться равнодушным. Очень уж он чувствителен к насмешкам. Он плачет, он сломлен; Табита опасается за его жизнь. Обнаружив, что она привязалась к этому слабому, безобидному созданию, она видеть не может его отчаяния. "Да плюнь ты на на этого негодяя, пусть пишет что хочет".

- Но может быть, я ошибся в Доби?

- Ничего подобного, это я ошиблась в Мэнклоу. Впрочем, я всегда знала, что он пакостник.

А Буль удивленно восклицает: - Стордж, дорогой мой, ну какое это имеет значение? У Манклоу ужасный стиль. А стиль - это человек. Мэнклоу - ничто, колечко дыма, пустое место.

Из всех бэнксайдеров только Буль по-прежнему беззаботен и бодр. Его нисколько не огорчает, что он вышел из моды, и он пишет большущую книгу "Величие декаданса", из которой по вечерам читает Табите длинные главы: "Необходимость вечных мук", "Открытие ада" - и весело объясняет: - Все равно никто не напечатает, вот и пишу все, что думаю.

Табита теперь бывает ему рада: хоть она и смеется над ним, он всегда готов выполнить ее поручение, поговорить о Джоне.

45

Бонсер больше не появлялся. Но время от времени он пишет Табите, шлет ей приветы, справляется о Джонни и просит немного денег взаймы. "До будущей недели. Могу зайти разъяснить обстановку".

Последняя фраза означает: "Плати обратной почтой, не то явлюсь и устрою скандал" и в таком смысле и принимается. Табита всегда платит обратной почтой, но без чувства обиды, потому что не вполне уверена, что Бонсер ее шантажирует. Условие, не выраженное словами, может остаться непонятным даже для человека, который его выполняет.

А как приятно бывало этой долгой холодной зимой - когда Вест-стрит все глубже погружалась в то особое уныние, что присуще покинутым храмам, когда один издатель за другим отвергал книгу Буля и Стордж нудно стонал: "Этот гадостный Мэнклоу был прав - пошляки наследуют землю", - как приятно бывало услышать звяканье почтового ящика и найти в нем письмо от Бонсера!

"Нам следует помнить, - пишет он, - что Джонни придется трудно. Не буду говорить, кто в этом виноват, во всяком случае, не он. Нужно пустить его по верной дорожке. Армия или церковь. И то и другое неплохо, был бы талант. Посмотрим, какой у него окажется голос. Да и ростом он может не выйти. Военные и попы должны быть рослые, иначе их не замечают. Не могла бы ты ссудить мне парочку золотых до будущей недели? Лучше даже пять, как раз будет полсотни".

"Ради этого он только и пишет", - думает Табита, однако тотчас отвечает, сообщая последние сведения, полученные о Джоне из школы. "Хуже всего, что он, видимо, не желает заниматься. Но я им все время говорю, что он не совсем обычный мальчик. Ведь он такой, болезненный, его нужно подгонять и подбадривать..." Шесть страниц в таком духе. Письмо получается толстое. И, вкладывая между листами пятифунтовую бумажку, она чувствует себя как после оргии: спуск с облаков на землю, смешновато и стыдно.

Когда же Бонсер вдруг просит сразу двадцать фунтов и добавляет туманную угрозу, она пишет в ответ: "Милый Дик, не приставай" - и не посылает ничего. А потом дивится его молчанию - она ждала хотя бы ругани. Проходят недели, и она начинает винить себя за излишнюю суровость. Письма Бонсера только забавляли ее, но как без них скучно! Мысль, что их больше не будет и ничто уже не нарушит однообразия ее жизни, просто невыносима. Может быть, Булю что-нибудь известно о его приятеле?