Джойс Кэри - Радость и страх

31

У Мэдж Мун, рослой громогласной толстухи лет двадцати пяти, по всеобщему мнению, золотое сердце. Она любит всех, и еще она любит шум и пиво, и все сотрудники "Бэнксайда", кроме стариков, ее преданные друзья. Поэтому и Табита приняла ее как истинную представительницу богемы и вольной жизни и тоже решила, что она добрая душа, что она милочка. Но с тех пор как Мэдж, потеряв работу, стала появляться на Вест-стрит чуть не каждый день, валяться на диване и проливать на стулья виски с содовой, Табита все чаще спасается в детскую.

Эта большая прохладная комната расположена в глубине квартиры и стараниями добросовестной няньки содержится в образцовом порядке. Она отмечена той же печатью, что и все детские, при устройстве которых матери и няньки не считают нужным отступать от традиций. Белые стены, пол, покрытый начисто вымытым линолеумом, некрашеный деревянный стол и жесткие стулья - все как бы свидетельствует: "Здесь у нас порядок, чистота, дисциплина".

Когда Табита по пять-шесть раз на дню заходит в детскую, она словно оставляет за порогом всякую суету и вступает в царство Системы. Все здесь совершается по часам - по изящным американским часам, громко тикающим на камине, - и это бесконечно радует Табиту. Ведь одна из самых мучительных забот ее занятой и неупорядоченной жизни - как бы не оставить Джонни неухоженным, не запустить его воспитания, оградить его от излишних волнений. А в хрупком мальчике, подверженном простудам и бронхитам, очень рано проявилась склонность к самостоятельности. Едва научившись ползать, он уже норовил нарушать запреты. Стоит на минуту оставить дверь открытой, и он проскользнет в нее и двинется в сторону кухни либо задней лестницы. Его так и тянет удрать из надежного убежища и обследовать новые места, неизведанные и опасные. Еще не научившись ни ходить, ни говорить, он, услышав в коридоре шаги, подбирался к двери и, едва она приоткрывалась, шмыгал в щель и удирал. А теперь, когда он умеет ходить, это тем более страшно: быстро передвигаясь на тоненьких ножках, белых и ломких, как щепочки, он то и дело падает. Табита бежит за ним и невольно смеется, но в душе у нее страх. "Джон, Джон, стой, вернись!" У самой лестницы она подхватывает его на руки и крепко держит, а он дрыгает ногами и весь извивается, стараясь вырваться на волю.

Но когда Табита, водворив его в детскую, затворяет дверь, он словно сразу смиряется с положением узника и принимается играть, да так весело, что она и тут готова усмотреть каверзу - верно, хочет усыпить ее подозрения и снова удрать.

И характер у него портится. В четыре года Джон все такой же худенький, все так же подвержен простудам, но это уже бунтарь и злоумышленник. Что ни день он выдумывает новые проказы, и Табита не надивится его изобретательности. "Только почему все шалости у него, как нарочно, такие нехорошие?" Ее гложет мысль: "Неужели это характер Дика в нем проступает? Эгоизм Дика, его страшная лживость?"

Не утешают ее и рассказы няньки о проделках других детей. А для той первое удовольствие - повспоминать, как один ее маленький питомец, такой на вид ангелочек, ткнул ее в лицо ее же ножницами, а другой при взрослых всегда вел себя примерно, а младшего братца замучил до смерти. На взгляд няньки, любой ребенок в любую минуту способен на любое злодеяние. Табита думает: "А Джон может оказаться хуже всех - и таким и вырасти".

32

Поэтому в детскую она всегда входит с опаской, и первый ее вопрос: Джон хорошо себя вел?

Вот и сегодня она зашла туда перед самым чаем, потому что невмоготу стало сидеть в гостиной и делать сочувственную мину, пока Доби длинно и нудно рассказывал ей и Мэдж, как его оскорбил какой-то грязный солдат, - и сразу замечает, что у няни лицо строгое, а у Джона - деланно веселое. Он подбегает к ней, хватает за юбки и, задрав голову, целует воздух. Но Табиту, умудренную жизнью двадцатитрехлетнюю мать, не проведешь. - Что он еще натворил, няня?

- Опять упрямился, мэм, не хотел идти. Полдороги на руках его тащила.

Джонни, зато, что ему не разрешают обследовать все кусты в парке, недавно придумал новую моду - станет на дорожке и ни с места. Обе женщины смотрят на крошечного мальчика опасливо, как на кусачего зверька. Табита говорит строгим голосом: - Джон, ты помнишь, что я сказала? Чем это кончится, если ты не будешь слушаться няню?

Джон, отвернувшись к тазу с водой, пускает вместо кораблика мыльницу. На лице его написано не только упрямство, но и хитрость, сквозь младенческую поглощенность собой уже проглядывает живой ум мальчишки.