Джойс Кэри - Радость и страх

Наконец она соглашается принять от него новое платье - только для того, чтобы поберечь парижские туалеты, - но надевает его так неумело, что он вынужден призвать на помощь горничную.

И к гостям его она выходит лишь изредка. Он-то мечтал, как будет показывать друзьям свое новое сокровище, свою бердслеевскую женщину. Он придумал, что будет водить ее в тихие, почтенные рестораны, где его старые приятели - ученый филолог Гриллер или критик Дьюпарк - смогут познакомиться с его другом, прелестной молодой вдовушкой миссис Бонсер, а затем провести вечер у нее дома. Но раз за разом, когда все уже устроено, Табита подводит его, ссылаясь на недомогание ребенка. Если он решается ее упрекнуть, она в сердцах возражает: - Не могу я выезжать в свет, когда Джонни болен.

И Джобсон, от души сострадая другу, пытается его утешить: - Дорогой мой, эти потаскушки все такие, когда обзаведутся младенцем. Либо они его ненавидят, либо боготворят. Но это опасно. Если она увидит, что может вертеть вами как хочет, она станет этим злоупотреблять. Надо ей внушить, чтоб знала свое место.

25

Стордж все еще обдумывает этот совет, когда однажды вечером, явившись на Вест-стрит и, как всегда, с великими предосторожностями проникнув в квартиру, он слышит мужские голоса. А войдя в гостиную, застает Табиту оживленно беседующей с тремя мужчинами. Один из них - Мэнклоу, другой прыщавый юноша с целой копной черных волос, а третий - томный верзила с непомерно длинной физиономией.

- А-а, Фред. - Табита весело вскакивает с места. - Мистер Мэнклоу вернулся, как хорошо, правда? А это мистер Доби, автор замечательных рисунков, и мистер Ходсел, он пишет романы. Вот, глядите, ведь правда, мистер Доби талантлив? - Она достает из папки рисунок.

Стордж, немного сбитый с толку, а потому напуская на себя важный вид, разглядывает рисунок под названием "Онан среди скал" и говорит: - Да, да.

- Вы, кажется, шокированы? - вызывающе спрашивает Табита. - Это не так респектабельно, как Бердслей?

- Очень интересно.

И Мэнклоу, даже не потрудившийся вынуть изо рта папиросу, замечает: Вот именно, мистер Стордж, Тибби правильно сказала, Бердслея он переплюнул. Советую обратить на него внимание, не то мистер Ринч его у вас перехватит.

Мистер Ринч - квакер, банкир, известный, как и Стордж, щедрой поддержкой молодых дарований, но обычно лет на десять отстающий от времени.

- Ринч - миллионер, - сухо произносит Стордж. - Он может себе позволить бросать деньги на ветер.

- Фред! - восклицает Табита. - Вы же не допустите, чтобы мистер Ринч вас опередил. Вот и мистер Мэнклоу говорит, если вы от него отвернетесь, он пойдет к мистеру Ринчу.

- Что нам требуется в Англии, - говорит Ходсел высоким сердитым голосом, - так это нечто действительно изысканное, отмеченное особым cachet [отпечаток, печать (франц.)]. Нечто не столь тяжеловесное, как "Желтая книга", и гораздо более смелое. Те, кто помнит вашего "Символиста"...

Стордж заявляет, что не собирается повторять такой дорогостоящий и обременительный эксперимент.

- Знаете, что вас подкосило, мистер Стордж? - говорит Мэнклоу. - Что у вас не было хорошего редактора, человека, изучившего спрос.

- Да, Фред. И знаете, мистер Мэнклоу сейчас как раз свободен. Он бросил ту работу в Глазго. Вы могли бы взять его редактором и напечатать рисунки мистера Доби. А у мистера Ходсела есть готовый роман, который отказались печатать все издатели - все _респектабельные_ издатели. - Никакими словами не описать, сколько презрения вкладывает Табита в это слово.

- В высшей степени интересно.

Стордж, захлестнутый разноречивыми побуждениями, странными чувствами не то чтобы досадой и не то чтобы ревностью, - напускает на себя еще более важный вид. - И о чем же этот роман?

- Об одном священнике, который сбежал с монахиней. И там разоблачается вся религия, показано, что это сплошное ханжество.

Мэнклоу поддерживает ее. Он напоминает, что с распространением образования массы все больше отворачиваются от церкви. А церкви крыть нечем. После Дарвина она и так уже дышит на ладан.

- Но сам Дарвин... гм... был добрым христианином.

- Я тоже добрый христианин, - ухмыляется Мэнклоу. - И все мы, надеюсь, тоже. Я только объясняю, каковы современные веяния. И я вполне согласен с Тибби, что...

Стордж, атакованный со всех сторон, упорно защищается. Но молодые люди расходятся только в полночь, а тут уж и ему пора домой в Кенсингтон.

Но на следующий день у Табиты опять пьют чай Мэнклоу, Доби и еще два молодых писателя, и все они громогласно ратуют за новый журнал, призванный покончить с приличиями и респектабельностью, низложить церковь и разгромить Академию.