Редьярд Киплинг - Свет погас

Дик вышел на улицу, где его восторженно встретил Дружок.

- Плохи наши дела, песик! Хуже некуда. Пойдем-ка в Парк да поразмыслим немного.

Они дошли до памятного Дику дерева и уселись под ним, потому что у Дика от ужаса подкашивались ноги и нестерпимо саднило под ложечкой.

- Отчего это обрушилось на меня так неожиданно? Словно выстрел в спину. Ведь это, Дружок, все равно что быть похороненым заживо. Через какой-нибудь год, ежели даже соблюдать всяческие предосторожности, нас окутает непроницаемая тьма, и мы уже никого не будем видеть, не сможем осуществить ни одного своего желания, живи хоть до ста лет. - Дружок радостно завилял хвостом. - Нет, Дружок, тут надо поразмыслить всерьез. Попробуем испытать, каково быть слепым.

Дик зажмурился, и перед ним во мраке уже витали огненные крючья и пыточные колеса. Но когда он открыл глаза и посмотрел в глубь Парка, зоркость его не претерпела никакого ущерба. Сперва он все видел явственно, потом же вокруг вновь медленно завертелся ослепительный фейерверк.

- Да, малыш, дела наши совсем дрянь. Пойдем домой. Если б Торп был сейчас со мною!

Но Торпенхау был на юге Англии, где вместе с Нильгау осматривал доки. От него приходили лишь короткие и загадочные письма.

Дик ни в радости, ни в горе никогда не искал чьей-либо поддержки.

В своей опустелой мастерской, где одному из углов суждено было навсегда украситься серой дымкой, он убеждал себя, что если судьбой ему предназначено ослепнуть, никакой Торпенхау его все равно не спасет.

- Не могу же я вызвать его и заставить прервать поездку для того лишь, чтоб он сидел тут и выражал мне сочувствие. Я должен справиться собственными силами, - сказал Дик.

Он лежал на диване, покусывая ус и стараясь представить себе, что он будет чувствовать, когда навеки погрузится в беспросветный мрак. Потом ему вспомнилось необычайное зрелище, которое он некогда наблюдал в Судане. Широкий наконечник арабского копья распорол солдата чуть ли не надвое. Сперва бедняга не почувствовал боли. Но когда он опустил глаза, то увидел, что истекает кровью. Тупое недоумение на его лице выглядело столь смехотворно, что Дик и Торпенхау, которые сами еще не успели перевести дух и опомниться после жестокой схватки не на жизнь, а на смерть, громогласно расхохотались, и солдат словно готов был подхватить этот хохот, но губы его искривила жалкая ухмылка, признак предсмертной агонии, и он, стеная, рухнул у их ног. Припомнив этот кошмар, Дик и теперь засмеялся. Он попал в подобное же положение. "Но мой срок еще не настал", - внушал он себе.

Он расхаживал по мастерской, поначалу медленно, но вскоре, подстерегаемый неодолимым ужасом, пустился почти бегом. Чудилось ему, будто какая-то черная тень неотступно преследует его, гонит все вперед и вперед; а в затуманенных глазах сплетались багровые круги и роились алые точки, словно капли крови от булавочных уколов.

- Спокойно, Дружок, спокойно. - Дик произнес это вслух, стараясь себя ободрить. - Конечно, хуже некуда. Но что же теперь делать? Ведь надо что-то делать. Времени отпущено совсем мало. Еще сегодня утром я не поверил бы этому, но теперь совсем другое дело. Дружок, что сделал Моисей, когда свет потух?

Дружок умильно осклабился во всю пасть, как и приличествует благовоспитанному терьеру, но никакого совета не подал.

- "Будь вдоволь времени, тогда, Дружок, и робость не беда... Но слышу, настигает нас..." - Он с отвращением вытер лоб, покрытый испариной. - Что же мне делать? Что делать? Просто ума не приложу, мысли путаются, но что-то делать надо, иначе я совсем рехнусь.

Дик снова забегал по мастерской, но порой останавливался, извлекая на свет свои давно заброшенные полотна и старые альбомы с эскизами: он безотчетно искал успокоения в работе, обращаясь к ней, как к чему-то такому, что не может ему изменить.

- И ты никуда не годишься, и ты тоже никуда не годишься, - твердил он всякий раз, взглянув на очередную картину или эскиз. - Довольно с меня солдатни. Это мне не удавалось. Внезапная гибель вот-вот настигнет меня самого, и все это смертоубийство слишком похоже на мою судьбу.

День угасал, и на мгновение Дику померещилось, что слепота уже напала на него врасплох, застилая все вокруг густеющей тьмой.

- Всесильный Аллах! - возопил он в отчаянье. - Помоги моему долготерпенью, а я уж не возропщу, когда придет возмездие. Но что делать мне теперь, пока свет еще не померк?

Ответа не последовало. Дик медлил, стараясь совладать со своими чувствами. Пальцы у него тряслись, а ведь он всегда гордился их твердостью; он чувствовал, что губы его тоже трясутся и холодный пот струится по лицу. Ужас терзал его душу, он жаждал немедленно взяться за работу и хоть что-то довести до конца, но помраченный рассудок вновь напоминал ему о неотвратимо грядущей слепоте.