Редьярд Киплинг - Свет погас

- Дело из рук вон плохо, даже хуже, чем я ожидал, - сказал ему Торпенхау.

- Я уверен, что это ты про Дика, ведь с ним всегда что-нибудь не так! Ты возишься, как квочка со своим единственным цыпленком. Да пускай себе бесится, ежели ему охота. Можно спустить шкуру со щенка, но не с вполне самостоятельного молодого человека.

- Тут замешана не просто женщина. Она для него единственная. И к тому же молоденькая девушка.

- Почем ты знаешь?

- Он вскочил ни свет ни заря и в полдевятого уже ушел из дому - вскочил средь ночи, разрази меня гром! Такое бывало с ним только в армии. Но даже тогда, ежели помните, в Эль-Магрибе уже завязался бой, а нам пришлось стаскивать с него одеяло. Сущее безобразие.

- Конечно, это выглядит странно. Но, может, он решил наконец купить лошадь? Разве не мог он ради такого дела встать спозаранку?

- А может, он решил купить еще и огненную колесницу! Нет уж, ежели б дело касалось лошади, он сказал бы нам начистоту. Верьте моему слову, это девушка.

- Поразительная уверенность! А вдруг она замужем, и тогда все проще простого.

- Ежели у вас нет чувства юмора, то у Дика есть. Какой полоумный дурак встанет до зари только для того, чтоб побывать у чужой жены? Это девушка.

- Ладно, пускай девушка. Надеюсь, она ему втолкует, что на свете, кроме него, есть и другие мужчины.

- Она помешает его работе. Она вздохнуть ему не даст свободно, женит его на себе и безвозвратно погубит в нем художника. Мы и слова вымолвить не успеем, а он уже сделается добродетельным супругом и... никогда ему не бывать в настоящем деле.

- Все может статься, но, когда это произойдет, мир не развалится на куски... Ого-го! Дорого бы я дал, чтоб поглядеть, как Дик "с мальчишками повесничать начнет". Об этом нечего и беспокоиться. Все в воле Аллаха, а мы можем только быть свидетелями дел его. Давай-ка лучше сыграем в шахматы.

Рыжеволосая девица меж тем лежала на кровати, устремив неподвижный взгляд в потолок. Шаги пешеходов по тротуару приближались и замирали вдали, словно непрерывные поцелуи, которые сливаются в один бесконечно долгий поцелуй. Руки она вытянула вдоль тела и в ярости то сжимала, то разжимала кулаки.

Поденщица, которая подрядилась мыть пол в мастерской, постучала в дверь:

- Прощенья просим, мисс, но для мытья полов есть два, а то и три разных мыла, одно желтое, другое крапчатое, третье же супротив всякой заразы. Вот я, стало быть, и говорю себе: прежде, говорю, чем несть ведро в коридор, надобно зайти сюда да спросить, которое мыло вам угодно, чтоб я могла отмыть ваш пол. Ведь желтое мыло, мисс, оно...

В этих словах не было ничего особенного, но рыжеволосая вдруг пришла в бешенство, соскочила с постели и повысила голос почти до крика:

- Да не все ли мне равно, что там у вас за мыло? Берите любое! Слышите - любое!

Поденщица обратилась в бегство, а рыжеволосая посмотрела на себя в зеркало и закрыла лицо руками. Казалось, будто она разгласила какую-то постыдную тайну.

Глава VII

Из алых роз и белых роз

Букет любимой я поднес.

Но их она брать не хотела

Голубых раздобыть велела.

Полсвета в ту пору я обыскал,

А цветов таких нигде не видал:

Полсвета объехав, всех спрашивал я,

Но на смех лишь подымали меня.

Наверно, она и в мире ином

Голубые розы отыщет с трудом.

Ох, зря искал я такой букет:

Прекрасней роз алых и белых - нет!

"Голубые розы"

Море и впрямь ничуть не изменилось. За илистыми отмелями начиналось мелководье, и колокол звенел на Мэрейзонском сигнальном бакене, колеблемом приливными волнами. На белом берегу покачивались и перешептывались меж собой сухие стебельки желтого мака.

- Я не вижу старого мола, - негромко произнесла Мейзи.

- Скажем спасибо и за то, что еще уцелело. Наверняка, с тех пор как мы покинули эти места, в форте не прибавилось ни одной пушки. Пойдем взглянем.

Они подошли к валу форта и сели в укромном, защищенном от ветра уголке под осмаленным жерлом сорокафунтовой пушки.

- Вот если б Мемека тоже был здесь, с нами! - сказала Мейзи.

И оба надолго замолчали. Потом Дик взял Мейзи за руку и прошептал ее имя. Она покачала головой, устремив взгляд в морскую даль.

- Мейзи, милая, неужели и это ничто не изменит?

- Нет! - процедила она сквозь стиснутые зубы. - Иначе я... сказала бы тебе напрямик. Но сказать мне нечего. Ох, Дик, прошу тебя, будь же благоразумен.

- А вдруг когда-нибудь ты передумаешь?

- Нет, никогда, я совершенно уверена.

- Но почему?

Мейзи подперла рукой подбородок и, все еще не отрывая глаз от моря, выпалила скороговоркой: