Джеймс Клавелл - Сёгун (части 3-4)

Первый раз в своей жизни Кику не хотела кланяться гостю, провожая его перед другим гостем.

"Я не могу, только не Анджин-сан и не перед Оми-саном.

Почему? - спросила она себя, - потому что Анджин-сан иностранец, и ты стыдишься того, что весь мир узнает, что он тобой обладал? Нет. Вся Анджиро уже знает, а один мужчина похож на другого, большей частью. Этот мужчина самурай, хатамото, адмирал флота господина Торанаги! Нет, ничего подобного.

Что тогда? Наверное, то, что ночью я устыдилась того, как его опозорил Оми-сан. Нам всем было стыдно. Оми-сан никогда не должен был делать этого. Анджин-сан заклеймен, и мои пальцы, казалось, чувствовали клеймо через шелк его кимоно. Я сгорала от стыда за него, хорошего человека, с которым этого делать не следовало.

И я тоже испачкана?

Нет, конечно, нет, просто стыдно перед ним. И мне стыдно показать это Оми-сану".

Потом она услышала, как Мама-сан снова говорит:

- Дитя, дитя, оставь мужчинам их мужские дела. Смех - наше лекарство от них, от мира, богов и даже старости.

- Кику-сан?

- Да, Анджин-сан?

- Я сейчас ухожу.

- Да. Давайте выйдем вместе, - сказала она. Он нежно взял ее лицо своими грубыми ладонями и поцеловал:

- Спасибо тебе. Не хватает слов для благодарности.

- Это мне следует благодарить вас. Пожалуйста, позвольте мне сделать это, Анджин-сан. Давайте сейчас выйдем вместе.

Она позволила Ако последний раз прикоснуться к своим волосам, оставив их распущенными, повязала пояс на свежем кимоно и вышла вместе с ним.

Кику шла рядом с ним, что было ее правом, в отличие от жены или наложницы, дочери или служанки, которые должны были идти на несколько шагов сзади. Он сразу положил руку ей на плечо, и это ей не понравилось, так как они больше не были наедине в ее комнате. Потом у нее появилось внезапное ужасное предчувствие, что он поцелует ее при всех у ворот - это, как говорила Марико, было обычаем у чужеземцев. "О, Будда, пусть этого не случится", - подумала она, чуть не упав в обморок от испуга.

Его мечи лежали в приемной. По обычаю, все оружие оставалось под стражей, за пределами комнаты для удовольствий, чтобы избежать ссор со смертельным исходом между клиентами и чтобы не дать кому-нибудь из дам покончить с собой. Не все дамы Ивового Мира были счастливы или удачливы.

Блэксорн засунул мечи за пояс. Кику поклонилась ему через веранду, где он одевал свои сандалии, Дзеко и другие собрались, чтобы тоже поклониться почетному гостю. За воротами были деревенская площадь и море. Там слонялось много самураев, среди них был и Бунтаро. Кику не видела Оми, хотя и была уверена, что он откуда-нибудь наблюдает за ними.

Анджин-сан казался таким высоким, а она такой маленькой рядом с ним. Они пересекали двор, когда одновременно увидели Оми. Он стоял около ворот.

Блэксорн остановился:

- Доброе утро, Оми-сан, - сказал он ему как другу, не зная, что Оми и Кику были более, чем друзья. "Откуда он может это знать? - подумала она. Никто не говорил ему - почему ему должны были сказать? И какое это имеет значение? "

- Доброе утро, Анджин-сан, - голос Оми тоже был дружелюбен, но она заметила, что его поклон был только обязательной вежливостью. Его угольно-черные глаза посмотрели на нее, она поклонилась, улыбнувшись своей безукоризненной улыбкой:

- Доброе утро, Оми-сан. Вы оказали честь нашему дому.

- Благодарю вас. Кику-сан.

Она чувствовала его изучающий взгляд, но притворилась, что ничего не замечает, и скромно опустила глаза. С веранды за ними наблюдали Дзеко, служанки и свободные куртизанки.

- Я иду в крепость, Оми-сан, - говорил Блэксорн. - Все в порядке?

- Да, господин Торанага послал за вами.

- Надеюсь, что мы скоро увидимся.

- Взаимно.

Кику подняла глаза. Оми все еще смотрел на нее. Она улыбнулась ему своей лучезарной улыбкой и посмотрела на Анджин-сана. Он внимательно следил за Оми, потом, чувствуя ее взгляд, повернулся к ней и улыбнулся. Улыбка показалась ей напряженной:

- Извините, Кику-сан, Оми-сан, я уже должен идти. Он поклонился Оми. Тот ответил. Он прошел в ворота. Едва дыша, она пошла за ним. Движение на площади прекратилось. В полной тишине она увидела, как он поворачивается, и в один ужасный момент она поняла, что он собирается обнять ее. Но, к ее огромному облегчению, он не сделал этого, а только остановился, ожидая, как и следовало поступить цивилизованному человеку.

Она поклонилась ему со всей нежностью, которую только смогла собрать в себе, глаза Оми впились в нее.